— Ты чей, как попал сюда?

— С Киева.

— Отец, мать есть?

— Нема.

— Значит, один на свете?

— Брат есть.

— Где он?

По замызганным, бледным щекам мальчика потекли слезы.

— Чего плачешь? Где брат?

— Не знаю. Мы в кубовой были, когда облава началась.

— Вор у тебя брат?

— Нет, он маленький.

— Откуда вы родом?

— С Юзовки.

— А сюда как попали?

— В Киеве жили.

— В приюте?

Илюша вытер глаза рукавом и ответил:

— Под лестницей мы жили.

Явился Пашка с чайником.

— Принимай кипяток, товарищ Дунаев, горячий до невозможности. Жена начальника не хотела давать, кричит: «Нанялась я вам кипятить воду?» А я говорю: «Не для меня кипяток, гражданочка, для революции!» Сразу замолчала.

По заплаканному лицу Илюши Пашка догадался, что между чекистом и беспризорным произошел серьезный разговор. Хмуро оглядывая своего пленника, Пашка спросил:

— Чего он тут брехал?

— Паша, этот малец потерял брата. Ты вчера другого пацана, без шапки, не видал?

— Разбежались, гады.

— Что будем делать с ним? — спросил Дунаев, глядя на Илюшу.

— Расстрелять его соленым огурцом, — пошутил Пашка.

Илюша заплакал. Пашка не ожидал такого оборота и сказал примирительно:

— Ну чего слюни распустил, чудак? Я шутю… Еще пулю на тебя тратить, когда кругом столько врагов рабочего класса ходют.

— Давай отправим его в Белую Церковь в детприемник, — сказал Дунаев.

— Можно, — согласился Пашка.

— Между прочим, этот шкет из твоих мест, Паша, из Юзовки.

Пашка недоверчиво покосился на Илюшу:

— С Юзовки? А как фамилия?

Илюша ответил таким слабым голосом, что Пашка не расслышал и переспросил:

— Ты что, глухонемой? Говори громче.

— Барабанов, — повторил Илюша.

— Не слыхал такого, — решительно заявил Пашка и отвернулся. Не любил он вранья.

Зато Дунаев, услышав фамилию мальчика, остановился и с удивлением в раздумье повторил:

— Барабанов… Интересно! — Он положил Илюше на плечо руку и спросил: — У тебя родных в Калуге нет?

Илюша молчал.

— Петра Николаевича Барабанова, случаем, не знаешь?

— Нет.

— Отца твоего как звали?

Илюша посмотрел на окно и опять захныкал:

— Дяденька, отпусти меня! Я пойду брата искать, а то он уедет куда-нибудь…

— Погоди! Отвечай: как звали отца?

Пашка хмыкнул в кулак.

— Забыл, как родного отца зовут. Чудеса твои, господи!

— Николаевич, — назвал Илюша отчество отца, а имя в самом деле забыл.

— Ты смотри, и отчество сходится… — в раздумье повторил Дунаев. — А твой отец где работал?

— Шахтер.

Дунаев, волнуясь, зашагал из угла в угол, потом остановился и сказал помощнику:

— Понимаешь, Пашка, тут невероятное совпадение. Я сам родом из Калуги. У моих родителей есть зять, Барабанов Петр Николаевич. Я точно помню, что у него в Юзовке был брат-шахтер. И у того двое ребятишек… Чует мое сердце, что этот пацан — один из них.

Пашка счел нужным усомниться:

— Брешут они, товарищ Дунаев. У этого шпаненка, наверно, и отец есть, и фамилия другая… Знаем мы этих сявок! Буденовку, наверно, стырил, а спроси, где взял, скажет — купил. Если ты с Юзовки, — неожиданно обратился он к Илюше, — то говори: на какой шахте отец работал?

— Шахтер он…

— Нет, ты шахту назови.

Илюша не отвечал. Пашка подмигнул Дунаеву и заключил:

— Этот шкет с Юзовки, как я с Америки… Если у меня отца в шахте задавило, разве я забуду?

— Я могу документ показать, — сказал Илюша, обиженный тем, что ему не верят.

— Пачпорт? — засмеялся Пашка.

— Не пачпорт, а документ…

— Ну брешет, ну брешет! — заливался от смеха Пашка.

Илюшу задело, но все-таки он не показал Ванин «документ» — еще отберут. И тут опять соленый ком застрял в горле Илюши: ведь Ваня остался без шапки и даже «документа» у него нету. Пропадет совсем…

Дунаев продолжал допытываться:

— Неужели твой отец никогда не упоминал Петра Николаевича из Калуги? Может быть, братишка твой знает его?

Илюша пожал плечами.

— Брата как зовут?

— Ваня, — с трудом выговорил Илюша. — Дяденька, отпустите меня…

— «Отпустите»… — ворчал Пашка. — А он опять пойдет воровать…

Все же Пашка стал помягче: наверное, почуял, что встретил земляка, и стало жалко мальца.

— Товарищ Дунаев, нехай он пошамает, а я поищу его брательника.