Мое сердце отбивает ускоренный марш. Я знаю, что у нее одета откровенная черная майка под курткой... но это не то, что делает действие настолько сексуальным. Ну, хорошо, это помогает. Но горячее всего наблюдать, как для разнообразия она делает что-то, что она хочет сделать.

Мне хочется заставить ее расплести косу, но я не хочу давить на мою удачу. Итак, я бросаю ее куртку в машину и снова беру ее за руку, и веду в In-N-Out.

– Что хорошего в этом месте?
– спрашивает Одри, выглядя немного напуганной толпой.

Ее темные одежды выделяются на фоне ярко белого, красного и желтого цветов ресторана, и я замечаю, как несколько человек таращатся на нее. Половина из них парни, оценивающие ее.

Я сжимаю ее руку крепче.

– Увидишь.

Я заказываю два комбо №2.

– В зверином стиле, - указываю я.

Брови Одри поднимаются вверх.

– Просто доверься мне, - говорю я ей, беря наши стаканы и наполняя их содовой.

Чудом мы забиваем маленький столик в углу, и я сажаю туда Одри, а сам хватаю кетчуп и салфетки. Пять минут спустя называют наш номер, и я ставлю два идеальных чизбургера с картошкой фри на стол и сажусь, напортив нее.

Одри следит за едой со смесью голода и страха.

– Можешь, есть мало, как хочешь.
– Я протягиваю ей чизбургер и посыпаю солью фри.
– Но ты не сможешь остановиться, как только ты попробуешь это.

Она держит чизбургер, как инородный предмет, как будто она боится прикоснуться к булочке без бумаги.

Я не могу удержаться от смеха.

– Ты много думаешь. Просто пробуй.

Она смотрит, как я беру огромный кусок... что удивительно, кстати. In-N-Out довел до совершенства чизбургер... но она все еще колеблется.

– Я не могу поверить, что я делаю это.

– Ты уже ела фри, помнишь? Можешь также пойти на это сейчас.

Она, похоже, могла бросить все это и уйти. Затем ее глаза сужаются, спина выпрямляется, и она ныряет в еду, растягивая губы, чтобы больше укусить.

– О. Боже. Мой, - бормочет она с набитым ртом.

Соус стекает с одной стороны ее подбородока, и крошечный кусочек жареного лука прилипает к ее губам, но она никогда не выглядела сексуальнее. Я хочу перепрыгнуть через стол и поцелуем убрать грязь с ее лица.

– Жизнь меняется, верно?

Она только может кивнуть... ее рот уже полный от следующего куска.

В течение десяти минут она съела весь гамбургер и большую часть ее картошки. Она откидывается назад на стул, сжимая живот.

– Ты в порядке.
– я надеюсь, что только что не обеспечил ей Мать Всех Болезней Живота.

Одри кивает.

– Я забыла, каково это... быть сытой.
– Она переносит свой вес, вытягивая ноги.
– Мне так тепло.

– До сих пор не могу поверить, как долго ты лишала себя всего.

– Десять лет.
– Ее улыбка исчезает.
– Я, вероятно, буду сожалеть об этом позже.

– Только если позволишь себе.

Она уставилась на стол, играя с частью оставленной картошки.

– Мой отец умер, потому что он поел... я когда-либо рассказывала тебе об этом?

– Нет.
– Она никогда не говорила мне ничего о том, что произошло с ее отцом. Кроме того, что он принес себя в жертву, чтобы спасти меня.

Ее пальцы разрывают картошку на крошечные кусочки.

– Мои родители перестали, есть, когда они начали охранять твою семью, они должны были быть максимально сильными. Они все еще кормили меня... я была слишком молода, чтобы лишить меня пищи... но они никогда не касались еды сами. Моя мать постоянно жаловалась на голодные боли. Бури никогда не требовали такой жертвы от нее раньше. Они никогда ничего не требовали от нее. Она была золотым подарком, и они были так благодарны, что она была на их стороне, они относились к ней как к королеве.

Ее глаза стекленеют, теряясь в воспоминаниях.

– Тогда в один прекрасный день, мой папа и я шли домой с тренировки на лугу, а моя мать ела темно-фиолетовые сливы, она сорвала их с дерева в нашем новом дворе... наш третий дом за много месяцев. Мой отец стал паниковать, но она просто ела, позволяя соку стекать по ее подбородку. Потом она предложила ему. Он покачал головой, но она сказала ему, что Буреносцы никогда не найдут нас. Что ее дар будет всегда позволять ей чувствовать их, когда они придут, мы убежим.

Потом она сказала ему, - Мы должны жить также и для себя. Он посмотрел на меня... как будто хотел что-то сказать, но я до сих пор не знаю что... затем он сделал гигантский, сочный укус. Мы потратили остальную часть ночи, пируя сливами.

Слеза скатывается по ее щеке, и она вытирает ее. Когда она снова говорит, ее голос едва слышен.

– Пару недель спустя Буреносцы нашли нас. Я не знаю, мог ли мой папа разбить Буреносцев, перейдя в форму ветра во время борьбы. Но у него не было выбора. Он был привязан к земле. Все, что он мог сделать - это пожертвовать собой. Таким образом, так он и сделал.