Шрифт:
Наташа открывает глаза:
— Кто здесь? Отелло, вы? — Да, Дездемона.Олег сидит в суфлерской будке, он видит только Дездемону и Отелло. То, что творится за кулисами, ему не видно. А там происходят неожиданные события.
— Где Рябоконь? — спрашивает вбежавший рыжий красноармеец с кровавой царапиной на лице. — Срочно нужно! Где он?
— На сцене. А что?
— Чума в Ореховке всех коммунистов порезал. На город идет! Скорей позовите!
— Придется обождать. Сейчас нельзя, идет спектакль.
— Пошли вы к чертям собачьим!
Рыжий рвется на сцену, его не пускают.
— Подождите. Сейчас!.. Сергей Матвеевич пишет крупными буквами записку:
«Военком прислал сообщить: Чума наступает на город».
Яго торопливо выходит на сцену. Он ждет, когда задыхающийся от мук ревности Отелло закончит свой монолог:
— Клянусь в руках его платок свой видел! Клятвопреступница, ты в камень сердце Мне превратила, заставляешь дело Мое назвать убийством, а не жертвой. Платок я видел.Сергей Матвеевич подает рукой знак Наташе, но она ничего не замечает. Она поднимается с постели и оправдывается:
— Значит, он нашел. Платка я не дала. За Кассио пошлите: пусть правду скажет.Олег ничего не может понять. Почему вдруг появился Яго? Почему он прерывает Дездемону?
— Одну минуту, генерал! Из Венеции пришло внезапное известие. Посланец просит передать записку. Прочитайте ее скорее и дайте свои распоряжения.
Василий Иванович изумлен и ничего не понимает. Он неуверенно берет записку и читает. Дело скверное! Сволочь этот Чума, нашел время!..
— Яго! Передайте посланцу, пусть бежит в Трамот, пусть там готовят лошадей! Я сейчас.
Яго исчезает.
Наташа видит по лицу Рябоконя, что произошло нечто тревожное и непредвиденное. Трамот… Почему Трамот? У Шекспира нет никакого Трамота. Она повторяет свою реплику, помогая Отелло войти в прерванный диалог:
…За Кассио пошлите: пусть правду скажет. О т е л л о. Он уже сказал. Д е з д е м о н а. Что он сказал? О т е л л о. Что был с тобою в связи.Тихо в зрительном зале. И тихо в городе. Рыжий красноармеец уже добежал до Трамота — конный двор совсем рядом, в соседнем квартале — и поднимает тревогу.
А ревнивый мавр уже задушил на сцене Дездемону. Он выходит на авансцену, его встречают аплодисментами. Василий Иванович поднимает руку, требуя спокойствия. Голос его гремит на весь зрительный зал.
— Товарищи, внимание! В Ореховке Чума вырезал семьи большевиков и движется на город. Предлагаю коммунистам немедленно собраться на конном дворе Трамота!
Василий Иванович не стал снимать грим с лица и переодеваться. На это нужно было время. Дорога была каждая минута. В своем необыкновенном бархатном мундире и шелковой чалме он побежал на конный двор, держа в руке кирасирский палаш. За ним, освещенные яркой луной, мчались святопольские коммунисты. Олег смотрел им вслед.
— Ты тоже пойдешь с отрядом? — вдруг услышал он голос Розочки над ухом.
Она вместе с Фирой Давыдовной незаметно подошла сзади.
Неожиданный вопрос смутил юношу.
— Поеду, если возьмут, — краснея, ответил он.
— Мама, а мне можно? — Розочка прижалась к руке матери.
— Разумеется, нельзя. У вас есть, Олег, оружие?
— Нет.
— Тогда возьмите…
Фира Давыдовна Достала из сумочки маленький револьвер и передала Олегу. А Розочка сказала:
— Беги скорее, а то не догонишь!
И Олег побежал вслед за коммунистами на конный двор.
Для удобства борьбы с контрреволюцией Рябоконь в свое время настоял на том, чтобы оружие и лошади находились в одном месте. Неподалеку от конюшни во флигеле помещался штаб. Здесь в козлах стояли винтовки, хранились ящики с патронами и валялись седла. В несколько минут обозных лошадей можно было превратить в кавалерийских.