Боли я не почувствовала. Но, увидев, как дернулся кадык Меченого, изо всех сил сжала зубы и тихонечко застонала.

От страха.

По губам нависшего надо мной помощника палача скользнула презрительная улыбка, а глаза Крома, все время падения ломиков не отрывавшиеся от того, который опускался на мою руку, на мгновение закрылись.

Я вздрогнула, увидев, как с уголка его глаза сорвалась в полет крошечная злая слезинка. И чуть не оглохла от восторженного рева собравшейся вокруг эшафота толпы.

Заглушая вопли, что-то рыкнул королевский глашатай.

Помощник палача, повторяя движение своего наставника, сделал шаг в сторону. Его десница с ломиком снова поднялась в воздух, задержалась в верхней точке, рухнула вниз, раздробила кости моей левой руки и, наконец, обожгла меня болью.

Я вскрикнула и утонула во взгляде Нелюдя. Полном отчаяния и страха ЗА МЕНЯ:

— Зачем?

Услышать его шепот я не могла — беснующаяся толпа заглушала даже мои собственные стоны. Но… увидела. Или почувствовала. Причем не только смысл, но и горечь, которую он вложил в этот выдох.

Пожала плечами. Криво усмехнулась. И вдруг поняла, что плачу: даже на эшафоте, в одном шаге от Небытия, он переживал не за себя!

— Ну и какой ты после этого Бездушный? — горячечным шепотом спросила я, тряхнула головой и… чуть не умерла от вспышки боли в правом виске.

Выгнулась дугой, схватилась за голову и непонимающе уставилась на нежно-розовый балдахин, внезапно возникший над эшафотом.

«Балдахин? Откуда?» — растерянно подумала я, хрипло втянула в себя воздух и почувствовала, что вместо ужасающего смрада от горящей плоти он пахнет ароматическими свечами!

Зажмурилась. Мотнула головой, чтобы стряхнуть с себя наваждение, и чуть было не взвыла в голос от новой вспышки боли.

Осторожно открыла глаза, огляделась, наткнулась взглядом на двурогую вершину Быка, освещенную лучами заходящего солнца, и решила, что схожу с ума: увидеть самый высокий пик Шаргайльского хребта, находясь на Лобной площади Аверона, было невозможно!

Перевернулась на бок. Уткнулась носом в кружево соседней подушки, отпихнула ее от лица и застыла: моя рука была целой и невредимой! Без единого перелома или синяка!!!

— Вы уже проснулись, ваша милость?

«Проснулась? Значит, я — спала?» — ошарашенно подумала я. И, наконец, поняла: четвертование было сном! Вернее, кошмаром! А я находилась в покоях Вечерней Зари, выделенных мне королем Неддаром!

— Да, проснулась… — запоздало выдохнула я и торопливо вытерла рукавом ночной рубашки заплаканное лицо.

Тем временем Эрна подошла вплотную к кровати и встревоженно уставилась на меня:

— Вы так бледны, ваша милость! Плохо себя чувствуете, да?

— Голова раскалывается… — вздохнула я. Потом еще раз посмотрела на картину на противоположной стене опочивальни: — И кружится… Такое ощущение, что я — в тумане… Или еще не проснулась…

— Спали слишком долго… — покивала служанка. — Бывает…

— Час чего? — осторожно повернув голову и уставившись на огарок мерной свечи, спросила я.

— Оленя… Заканчивается уже…

Я недоверчиво приподняла бровь, потом повернулась к занавешенному окну и зашипела от боли.

— Вот я дурища-то! — воскликнула служанка, метнулась к прикроватному столику и чем-то загромыхала. — Мэтр Регмар ведь предупреждал…

— О чем?

— Что у вас могут быть головные боли…

— Когда это? — удивилась я.

— Вчера… Перед тем, как уйти… И оставил два кувшина каких-то отваров…

Что-то грохнуло. Потом заскрипела кровать, и перед моим лицом появился серебряный кубок:

— Выпейте, ваша милость! Должно помочь…

Я осторожно приподнялась на локте, сделала несколько глотков чуть горьковатой, но довольно приятно пахнущей жидкости, и обессиленно откинулась на подушки.

Склонившаяся надо мной служанка аккуратно обмакнула мне губы белоснежным рушником и метнулась за халатом:

— Нет, он сказал не лежать! Поэтому сейчас я отведу вас на ночную вазу, потом распарю и сделаю меросс [93] …

Будь я в нормальном состоянии — ни за что не позволила бы мучить себя девушке, которую я видела второй день. Но боль, терзавшая голову, была настолько сильной, что ради избавления от нее я была готова на все, что угодно. Поэтому через полчаса, выбравшись из бочки с горячей водой, я забралась на высоченный топчан для меросса и обреченно закрыла глаза.