Разговор с Олесей был долгим, постоянно прерывался ее громкими рыданиями, причитаниями мачехи и гневными выкриками отца. Вышла я из дома Виноградовых, когда время обеда плавно перетекло в час, предназначенный для полдника.

В моей голове царила неразбериха. Но в одном я была уверена: Костя ни в чем не виноват, он сказал правду. Фокин покинул коттедж, чтобы сбегать за лекарством, отсутствовал около десяти минут, а когда вернулся, увидел зарезанную Регину. Ну и как убийца попал в коттедж? Константин утверждает, что запер входную дверь. Но вдруг он все же забыл приложить карту-ключ к считывающему устройству?

Хорошо, пусть так. А теперь представьте, что вы девушка по вызову, решившая заработать, снявшись для эротического календаря, лежите на кровати совершенно голая, прикованная декоративными, но все-таки наручниками к ее спинке, и ждете, когда вам принесут пилюли. Вы совершенно спокойны, знаете, что никто из посторонних сюда не войдет, и вдруг видите, как на пороге комнаты материализуется человек с раскрытой опасной бритвой в руках. Ваши действия? Думаю, вы начнете кричать изо всех сил.

Домик для особо важных клиентов стоит в малолюдном месте, обитатели соседних коттеджей ничего не слышали. Но до ушей двух подростков, судорожно искавших телефон, вопли непременно должны были долететь. Ведь ранее-то юные «бизнесмены» слышали стоны Збарской. Однако Леся сказала, что в тот момент из комнаты не доносилось ни звука. Регина молча ждала, пока ее убьют? И на самом-то деле Збарская жива! Так кого зарезали в бунгало? У проститутки была сестра-близнец? Или просто очень похожая на нее родственница?

Мне известно, что Регина наврала Константину – она никогда не работала пиар-менеджером «Нирваны», в спа-отеле не лечат мужское половое бессилие, календарь с пикантными снимками Гертруда Марковна не заказывала. И есть еще один момент, о котором я не подумала раньше, – деньги. Услуги фотохудожника не копеечные, Франклин всегда берет предоплату. Регина не торговалась, вручила ему солидную сумму. Ну и где она ее взяла? Надо поговорить со Збарской. Надеюсь, после беседы с Лесей мне удастся припереть «секс-тренершу» к стенке.

Я обогнула забор, вышла на улицу, на которой стоит изба Тамары, и ощутила тревогу. Возле ворот домика, где снимала комнату Збарская, стояла группа женщин, смотревших вслед отъезжавшей «Скорой помощи». Прибавив шагу, я подошла к ним и услышала, как одна сказала Тамаре, закутанной в серый пуховой платок:

– Может, живой довезут.

– Вряд ли, – мрачно ответила та, – она совсем плохо выглядела. Нина сказала, у нее сердечный приступ. Во как бывает! Встала веселая, попросила кофе сварить, пачку специально из Москвы привезла, пошла в ванную, воду пустила…

Женщина примолкла.

– Дальше-то чего? – с жадным любопытством поинтересовалась одна из слушательниц.

– Я омлет на кухне готовила, хлеб резала, – продолжила Тамара, – а она все моется. Мне и невдомек было поинтересоваться, чего жиличка так долго возится. Съела я яичницу, кофе выпила и тут поняла: вода шумит одинаково. А когда под душем плещешься, звук другой. Да и времени много прошло. Пошла в дверь стучать. Сначала спросила: «Регина, завтрак остывает, ты скоро?» Та не ответила, и я закричала: «Эй! Когда выйдешь?» Снова тишина. Тут уж я забеспокоилась, дверь открыла, а она лежит в воде, головой зацепилась за мыльницу. Я все эту дрянь собиралась убрать, сто раз о нее царапалась – вроде пластмассовая, а края острые. И хорошо, что не собралась, иначе Регина утонуть могла.

– Повезло ей, что «Скорая» как раз к Евдокимовым приехала, – воскликнула тетка в зеленом пуховике. – Мишка у них на табуретку встал, хотел чего-то из шкафчика достать и свалился. Нина сказала, нос сломал.

– «Нина сказала…» – передразнила худая девушка в плаще. – Много она понимает, нашли профессора! Нинка не врач, а фельдшер, в «Скорой» у нее один тонометр. Эх, не довезут Регинку живой. Но даже если и не помрет по дороге, то где очутится? В местной больнице. А там сплошные дураки. С инфарктом человека надо в Москву, в специализированный центр отправлять, у нас ей ничем не помогут. Вот Мишке нос исправить постараются, гипс на него положат.

– Думай, что говоришь, Катька, – встрял в разговор единственный старик, затесавшийся в дамскую компанию, – нос нельзя гипсовать.

– Правильно, дядя Боря, – засмеялась Екатерина, – только в кожуховской больничке об этом не знают.

– Ладно, пойду чаю попью, – пробормотала бабка в голубой шапке.

Соседи, переговариваясь, стали расходиться. Я тронула стоявшую без движения Тамару за плечо.

– Регине стало плохо?

– Да, – кивнула та. – Вроде в ванной от горячей воды у нее давление сильно поднялось, она сознание потеряла. Так Нина объяснила, я-то в медицине ничего не понимаю.

– А тебе и не надо, – снова подала голос не ушедшая вместе со всеми худенькая Катя. – Вот врачу положено квалифицированным быть, только у нас на «Скорой» Нинка приезжает, а она аппендицит с аденоидами может перепутать.

– Ты просто злишься на Федоськину за то, что вашу свадьбу со Славиком порушила, не захотела тебя в невестки, – улыбнулась Тамара. – Не такой уж плохой врач наша Нина.

– Глупости! – фыркнула девушка. – У тебя в голове одна ерунда!

– Это точно, – неконфликтно согласилась хозяйка дома, где квартировала Регина, – сама подчас удивляюсь, что за мысли под черепом живут. Ну вот чего сейчас все про ту губку думаю и прямо плакать хочется?