Стихотворения
вернуться

Лурье Вера Осиповна
Шрифт:

Thomas R. Beyer, Jr.

Heidelberg-Berlin-Middlebury 1984-1985

ПЕТРОГРАД 1920–1921

Христос и Арлекин

Посвящается Н.Н. Евреинову

Кто Вы такой, Христос и арлекин, Всегда носящий маску шутовскую. Усталый взгляд Рембрандтовских картин Я предпочла улыбке, поцелую. И по ночам я разучилась спать, Загадку жуткую решить не смею. Мне жесткой кажется моя кровать, И в бездну заглянуть я не умею. Кто вы такой, фанатик или шут? Какая тайна скрыта под личиной? Мне голову так больно мысли жмут, Мне бесконечно грустно без причины. А может быть Вы просто человек С душой больной, изломанной и жалкой. Унылый гость заманчивых аптек, В пальто осеннем, с деревянной палкой. Сегодня светом озаренный бог Вы смотрите на мир с любовью, верой, В нем много неизведанных дорог, А завтра безнадежность, боль без меры, Кругом не люди — уличная грязь, А Вы пророк — кокаинист усталый, Вам надоела с скучной жизнью связь И смертная тоска в улыбке вялой. Пусть будет так, я все равно люблю Кокаиниста и шута, пророка. Я терпеливо по ночам не сплю, По комнатам брожу я одиноко. Но неужели маску не сорву И тайну никогда я не узнаю. Я только Вами целый год живу И тоже маской от людей скрываю.

На смерть Гумилева («Никогда не увижу Вас…»)

«Никогда не увижу Вас», Я не верю в эти слова! Разве солнечный свет погас, Потемнела небес синева? Но такой как и все этот день, Только в церкви протяжней звонят, И повисла черная тень! Не увижу серый тот взгляд! А последней зеленой весной Он мимозу напомнил мне… Пойду и открою окно, От заката весь город в огне.

Ночной кошмар

Вечер смычком ударяет по крышам, Звонко запело железо в тиши. Пусто кругом не видать ни души, Ночи ступают неслышно. Месяц — огромный небесный дракон Странно прищурился в тучах, Верно по небу великий пророк Ходит насупившись тучный. Стал незнакомым знакомый путь, Площадь Дворцовая новой. Жутко под темную арку нырнуть, Кони повисли сурово. Страх пред неведомым как превозмочь. Арка все ближе и ближе… Площадь пустынна и темная ночь Тело горячее лижет.

Смерть

Смерть не пугает ужасами ада, Не страшен черт с рогами и хвостом. А жутко то, что ничего не надо, И только черви скользкие кругом. По-прежнему над миром солнце светит, Но не проникнет в деревянный гроб, И губ горячих никогда не встретит Мой разлагающийся лоб.

«Синяя бумага, синие чернила…»

Посвящается А.М.К.

Синяя бумага, синие чернила. Лето в Сестрорецке, море и песок, А в лесу тенистом маленькая вилла, Сладкие печенья и вишневый сок. Шло письмо недолго, только две недели, Три тяжелых года разделяют нас. В Сестрорецке грустно: дачи опустели, Вспомнила я друга и прощальный час.

Ночь («Я сидела ночью в саду…»)

Я сидела ночью в саду И глядела на звездный круг. Было тихо, но ветер подул, Стало холодно, мрачно вдруг И ночная расширилась пасть, Облизнула запекшийся рот. Я боюсь, я боюсь упасть В этот грозный водоворот. Там железные трубы гремят, Черным вихрем несется земля. И стальной, сверкающий взгляд В миг последний там встречу я.

«Точно в черную броню закован…»

Точно в черную броню закован День сегодня мрачный наступил, Раскачался колокол церковный, Раскачался и стонал без сил. Были лица у прохожих странны, Тротуары пухли от дождя. Вдруг я вижу в небе знак багряный, На который люди не глядят. В поднебесье ветер разметался, И двенадцать скованно идут, По дороге медленно шатаясь, На последний, страшный суд.

«Вы глядите на всех свысока…»

Вы глядите на всех свысока И в глазах ваших серых тоска. Я люблю ваш опущенный взгляд, Так восточные боги глядят. Ваши сжатые губы бледны. По ночам вижу грешные сны. Вы умеете ласковым быть, Ваших ласк никогда не забыть. А когда вы со мной холодны Ненавижу улыбку весны. Мы случайно столкнулись в пути, И усердно я бога молю, Чтоб сказали вы слово «люблю». И по картам гадаю на вас, Каждый вечер в двенадцатый час.