Шрифт:
– Ага, ага, - обрадовался гном. И крикнул вниз какую-то фразу.
Ядвига спешно затребовала перевод. Тот крокодильчик, которого она держала в руках, скабрезно заупрямился, но в ответ на постукивание по ближайшему дубу, все-таки выдал:
– Он велел братве выходить.
– Какой братве? – не понял переутомившийся брат Нобель.
А на отца Гильдебрана, должно быть, снизошло божественное – то бишь, единороговое – откровение.
Пока дон Текило, Ядвига и брат Тимофей устало пытались понять, что к чему, пожилой монах свистнул брату Томасу и тот, резво подпрыгнув, попытался упасть на голову высунувшемуся из-под земли Гогенбрутту.
Гном перепугался, увидев, как на него падает гора монашьих мускулов, заорал и скрылся в вырытом ходе.
Брат Томас начал придирчиво осматривать окрестности, а не вспучится где кусок дерна, чтобы снова с боевым воплем придавить своими воистину медвежьими габаритами воинственных недоросликов.
Ядвига, принюхавшись к лесным запахам, всполошилась:
– Сюда возвращается… этот, как его… С печатями из красного сургуча и пергаментами!
– Судебный пристав Ломас, - пояснил дон Текило, поднимаясь на ноги.
– Арестовывать идет, - на три голоса пояснил Тройной Оракул. – Ой, сейчас что-то будет!!!
Отец Гильдебран печально повздыхал:
– Прости, сыне... Пока Нобеля исцелял, запас маны до капельки истратил, так что помочь тебе ничем не смогу.
– Да я, собственно, и не настаиваю, - отнекивался дон Текило.
– Ты, сыне, ступай. Гномы тут долго, - отец Гильдебран посмотрел, как Томас самозабвенно давит откормленными окороками вырываемые старательными копателями кротовины, - гномы тут очень долго задержатся, а все ж не навсегда. Так что у тебя еще есть шанс одуматься и попробовать начать праведную жизнь.
– Дорогой! – обняла иберрца Ядвига, - ты должен спешить! С северо-запада приближается еще один конный отряд, с ним… - ноздри оборотня раздулись, - с ним сторожевые леопарды и…
– И один настоящий оборотень! – прибавили крокодильчики. – Сейчас прольется чья-то кровь!
– Я задержу их, - решительно заявила Ядвига, чмокнула дона в щеку и собралась перекидываться в рысь.
– Ой! Кровь уже пролилась! – испуганным девчачьим голоском поведал один из Оракулов. – Один из всадников прихлопнул у себя комара на шее!
Отец Гильдебран коротко и кротко отсоветовал Ядвиге тратить магические Силы, дескать, она и так израсходовалась, того и гляди застрянет в каком-нибудь облике, а еще того хуже – терять способности начнет, или лысеть, чего доброго…
– Я спасу его! – упрямо ответила Ядвига. – Чего бы мне это ни стоило! Дорогой, - бросилась она на шею иберрцу. – Спасайся! Твоя Ядвига сейчас быстренько победит всех преследователей!! А пока… Возьми это, - и девушка-оборотень подхватила на руки какой-то предмет, отозвавшийся слабым стуком, завернула его в кусок рясы, оторванный от свалившегося в астрал брата Тимофея, и протянула сверток дону Текило. – Возьми! это будет предупреждать тебя о возможной опасности! Главное – не волнуйся из-за меня! Я обязательно тебя догоню – и последую за тобой хоть на край света! Я буду рядом с тобой всегда!!!
Дон Текило почесал пострадавшую в суматохе ночи лысинку, машинально прижал к груди сверток, попытался решить, что ж делать дальше…
Строго говоря, решающим аргументом послужила именно клятва Ядвиги в вечной любви и преданности иберрскому вору. Нет, господа хорошие, разборки с трезвыми и злыми гномами – это плохо. Судебный пристав с кипой ордеров на розыск и арест – чуть лучше, но тоже никуда не годится.
Дракон… Визит рассерженного дракона худо-бедно пережили.
Но еще хотя бы неделя с женщиной, то есть, оборотнем, то есть охранным артефактом, которая искренне готова разделить с ним, доном Текило, остаток его жизни!
Дон Текило и сам не заметил, как ноги понесли его в чащу Чудурского леса. Прочь от побитых, расцарапанных и морально придавленных монахов Ордена Единорога, прочь от заботливой, взбалмошной и любящей Ядвиги, прочь от Тройного Оракула…
Пришел в себя дон Текило только несколько часов спустя.
Остановился, зажимая колотье в правом боку, попытался выровнять дыхание… Привалился к стволу сосны, подумал о том, что становится староват для подобных приключений. И посмотрел на содержимого свертка, полученного на добрую память от прекрасной Ядвиги.
В жизни авантюриста и дамского угодника, которую вел дон Текило, расставание с прекрасным полом практически всегда сопровождалось такими вот свертками. Ну, конечно, комоды тоже бывали, но свертки, положа руку на сердце, присутствовали гораздо чаще. И дону Текило обычно нравились милые пустячки, свидетельствующие о расположении дамы. Тем более, что в девяноста случаях из ста свертки включали жареную курицу, краюху хлеба, сыр, пирог, фляжку винца, или что-то наподобие. Конечно, в десяти процентах случаев под слоями ткани оказывались портреты тоскующей красавицы (допустим, в изящной серебряной рамочке), или платок с ее слезами (платок с пышной кружевной каймой, да еще из цинского шелка, да вдруг с вышивкой мелкими жемчужинками), или золотая цепочка, которая была на шее прелестницы в тот день, когда она повстречала крепыша с лысинкой… Тоже неплохо – декоративности с воспоминаниями дон Текило загонял в ближайшем населенном пункте, сопровождая продажу повестью из цикла «Тысяча красавиц, ради которых я способен на многое».