Шрифт:
– Пусти, я пальну! – гаркнули сбоку.
– Ща, погодь… Вот! На, зараза!
Бах! Заложило уши Киту, зазвенело в ушах. Полыхнула вспышка позади броневика, ударило вдогонку звуком взрыва и воздушной волной… лампа треснула обо что-то и раскололась.
– Ага! – победно заорал стрелок.
– Кувырнулась адская псина!
Киту под ноги сыпались стеклышки из лампы.
Он посмотрел назад. Лев с огненной пастью пропал. Неужто и вправду подбили уникальнейший механизм, сделанный по чертежам Леонардо да Винчи?!
Броневик еще мчался некоторое время на полной скорости, потом сбавил ход.
– Пронесло вроде, - облегченно вздохнул жандарм справа от Кита, его нога в черном блестящем сапоге закинулась за другую ногу.
– Туда дивизию надо посылать с артиллерийской батареей, - тоже повеселел голос наверху.
– Видал, гимназист, с какими бесами ты связался?
– проникновенно сказали Черные Сапоги.
«Ты бы на «Лебедя» посмотрел, - хмыкнул Кит про себя. – Вообще откачивать бы пришлось».
Глава Шестая
с появлением Председателя Земного Шара
который доказывает Киту,
что нельзя построить светлое будущее, не построив
светлого прошлого
…Ехали еще долго. Если не сказать, очень долго. Кита укачало, уже начало круто мутить, и он, наконец, попросил:
– А попить можно?
– Ага, пересохло горло у господина гимназиста, - довольно сказали Черные-Сапоги.
Около носа Кита блеснула боком железная фляжка.
– Не боись, гимназист. Не отравим. Чистая вода.
Кит отхлебнул. Немного полегчало.
– …Подъезжаем, - услышал он.
Броневик резко остановился. Сразу наступила тишина, и от неё зазвенело в ушах.
Ноги в черных сапогах зашевелились.
– Вот черт, затекли совсем, - сказал их владелец.
Большая масса двинулась вперед, дверца распахнулась – и жандарм вывалился наружу.
С улицы дохнуло свежестью.
– Добро пожаловать в первопрестольную, господин Демидов! – весело сказал он. – Небось, уже соскучились?
Кит тоже двинулся наружу и тоже выбрался не сразу, борясь с собственными затекшими ногами, с дикой усталостью и жутким отупением. Ему уже было все равно, куда привезли.
Оказалось, броневик остановился своей железной дверцей прямо у крыльца трехэтажного, серого и мрачного каменного дома, по двум сторонам которого горели фонари, а дальше улица с обеих сторон была темной, как тот подвал-тоннель в усадьбе.
– Пойдемте, господин Демидов, - сказал большой усатый жандарм, который, наверно, и похитил Кита, сцапав его в лесу. – Его превосходительство уже заждались вашей дражайшей особы.
И он пропустил Кита в дом.
Уже входя в двери, Кит услышал за спиной голоса:
– Эк, зверюга! Порвал железо-то, как тряпку! Его бы на немца – так войны б никакой не было! Сбежал бы немец… А он своих рвет, паскуда!
– В Бутырку бы ентих княжат… Как раз по пути завезли бы заодно.
Тяжелая дверь за Китом медленно закрылась. Голоса заглохли. Кит оказался в просторной прихожей с черным резным убранством. Тускло светили два фонаря, похожие на те, уличные.
Жандарм повел Кита вверх по лестнице. Кита шатало. Веселенький вышел денек. Начался этот денек «парой» по истории далекого прошлого, а потом, как в наказание, круто въехал в это самое прошлое… и все никак не кончится.
– Подождите здесь! – почему-то вытаращив глаза и весь согнувшись, прошептал жандарм, остановившись на втором этаже перед массивной резной дверью.
Продолжая сгибаться в три погибели, жандарм стал осторожно открывать ее, тянуть на себя – ну, точь-в-точь как подобострастный Евсеич! – и просочился внутрь, за тяжелую, темную занавесь.
– Ваше превосходительство, доставили в целости и сохранности, - услышал Кит.
Докладывали, ясное дело, про его, Кита, «целость и сохранность».
Будто жутким радикулитом согнутый, жандарм появился вновь и сказал Киту:
– Его превосходительство принимают. Идите же, господин Демидов!
Кит вошел без страха: на такой долгий денек с путешествиями и похищениями никакого страха не хватит.
В довольно просторной комнате были ковры, на стенах - большие портреты седых людей при старинных усах и мундирах, посреди комнаты – круглый стол, а за столом, лицом к Киту сидел похожий на артиста человек с красивыми усами. Весь блестяще и сверкающе причесанный. Только не в парадном костюме, а в малиновом стеганом халате. И не при галстуке, а при пестром шелковом шарфике на шее.