И он рассказал, что этот мерзавец Ганье, оказавшийся изворотливым парнем, мало-помалу вынудил его пойти на следующую сделку: он, Ганье, не пойдет жаловаться полковнику, но взамен потребовал от майора обещания, что на ближайших торгах поставка мяса останется за ним. На этом они и покончили.

— Ну и ну!.. — продолжал майор. — Я себе представляю, как этот мошенник наживается на солдатском продовольствии, если он мог так, за здорово живешь, подарить нам две тысячи франков!

Бюрль, у которого от волнения перехватило горло, крепко сжал руку своему старому другу. Он лишь смог пробормотать несвязные слова благодарности. Подлость, которую тот совершил для его спасения, тронула его до слез.

— Правда, это я в первый раз… — сказал майор. — Ничего не поделаешь, черт побери!.. Не иметь каких-нибудь двух тысчонок у себя в письменном столе! Это, пожалуй, на всю жизнь отобьет охоту к картам… Ну и поделом мне… Я и сам не бог весть чего стою… Только смотри не вздумай еще выкидывать такие фокусы, потому что будь я проклят, если еще раз пойду на такое…

Капитан его обнял.

Когда за Бюрлем захлопнулась дверь, майор еще с минуту постоял на пороге, чтобы убедиться, что тот действительно пошел спать. Затем, так как на башенных часах пробило полночь и дождь по-прежнему лил над уснувшим городом, он, обессиленный, с трудом поплелся домой. Его мучила мысль о солдатах. Он остановился и голосом, полным нежной жалости, произнес:

— Бедные ребята! Наедятся же они падали на эти-то две тысячи франков!

Все в полку были поражены: Бюрль порвал с Мелани! Неделю спустя это был уже вполне достоверный, неопровержимый факт. Капитан и носа не показывал в кафе «Париж». Передавали, что его местечко там, к великому прискорбию чиновника в отставке, совсем еще тепленьким снова перешло к аптекарю.

Самым невероятным во всем этом деле было, что капитан жил затворником у себя на улице Реколе. Несомненно, он остепенился настолько, что проводил все вечера в семейном кругу, у камелька, помогая маленькому Шарлю готовить уроки.

Госпожа Бюрль, ни словом не обмолвившаяся о его махинациях, сидя против него в кресле, по-прежнему сохраняла ту же непреклонную суровость, но взгляд ее говорил, что она считает сына исцелившимся.

Приблизительно спустя две недели как-то вечером майор без приглашения явился к обеду. Очутившись лицом к лицу с Бюрлем, он испытал какую-то неловкость, разумеется, не за себя, а за капитана, опасаясь возбудить в нем неприятные воспоминания. Но ввиду того, что тот исправился, Лагиту захотелось просто по-дружески разделить с ним трапезу, надеясь, что это ему будет приятно.

Когда Лагит явился, Бюрль находился у себя в комнате. Майора встретила г-жа Бюрль. Сказав, что он запросто пришел пообедать, Лагит, понизив голос, спросил:

— Ну как?

— Все идет как нельзя лучше.

— Ничего подозрительного?

— Решительно ничего… Ложится ровно в девять часов вечера, никуда не ходит, с виду будто очень доволен…

— Вот это славно, черт возьми!.. — воскликнул майор. — Я так и знал, что ему необходима была встряска. У него, видимо, еще есть совесть, у этого негодника!

Когда Бюрль вошел в столовую, Лагит так крепко сжал ему руку, что чуть ее не сломал.

Прежде чем сесть за стол, они, мирно расположившись у камина, воздали должное прелестям семейного очага. Капитан заявил, что не променял бы свой домашний уют на целое королевство. Когда он, сняв подтяжки, влезает в домашние туфли и разваливается в кресле, ему сам черт не брат. Майор смотрел на него и одобрительно поддакивал. Правда, примерное поведение ничуть не заставило Бюрля похудеть; наоборот, его еще сильнее разнесло — глаза заплыли жиром, губы как будто еще больше раздулись. Сидя в кресле, он, словно в полудремоте, без конца повторял:

— Да, скажу я вам, семейная жизнь, только это и ценно на свете!.. Да, да, семейная жизнь!..

— Вот это великолепно! — подхватил майор, с беспокойством разглядывая расплывшегося Бюрля. — Однако не следует ни в чем доходить до крайности… Надо побольше двигаться, время от времени захаживать в кафе…

— В кафе? А зачем?.. Все, что мне нужно, у меня здесь под рукой. Нет, нет, буду сидеть дома, да и только…

Когда Шарль убрал свои книжки, Лагит сильно удивился, увидев служанку, явившуюся накрывать на стол.

— Вот как! Вы взяли себе помощницу? — обратился он к г-же Бюрль.

— Пришлось, — со вздохом ответила старуха. — Ноги мои совсем отказываются служить, хозяйство запущено… К счастью, дядюшка Каброль отпустил ко мне свою девчонку. Вы, наверное, знаете дядюшку Каброля, старика, который подметает рынок? Он не знал, куда ему приткнуть свою Розу. Я понемногу приучаю ее к стряпне.

Служанка вышла из комнаты.

— Сколько же ей лет? — спросил майор.