Но главное было то, что Книгге сговорился с ареопагитами относительно дальнейшего хода дел. 1 декабря 1781 г. он заключил с ними формальный договор. Согласно этому договору, он должен был, воспользовавшись материалами Вейсгаупта, разработать всю систем)' иллюминатов, вплоть до высших разрядов, связать ее с франкмасонством и, наконец, довести дело до того, чтобы иллюминаты получили перевес в их ложах. Он получил полномочие назначить столько высших должностных лиц, сколько ему покажется необходимым. Ареопаг дал обещание соблюдать осторожность во всех своих отношениях к государству и религии. Наконец, чтобы избежать властолюбивых стремлений, было составлено нечто вроде республиканской конституции. Она состояла в том, что самые способные и выдающиеся минервалы, «возведенные в сан регентов и разделявшиеся на местных начальников, провинциальных инспекторов и национальных глав, должны были держать в своих руках все управление, а прежние ареопагиты составили высшую коллегию», председателем которой был избран Спартак (Вейсгаупт).

Творческому воображению Книгге предстояла увлекательная работа. И он справился с ней, создав глубокомысленную систему в фантастически — теософской форме. Возвратившись во Франкфурт, он немедленно принялся за работу. Сохранив созданную Вейсгауптом начальную школу, объединившую в себе классы учеников, минервалов и малых иллюминатов, он выработал ритуал для средних разрядов и малых мистерий. Большие мистерии с разрядами магов и королевским не были осуществлены.

Вся система в целом сохранила иезуитский характер и узаконила деспотическую опеку и надзор за остальными членами. Для эпохи просвещенного деспотизма такая опека была менее оскорбительна, чем для нас. Она была даже необходима для распространения просвещения. А от надзора люди с положением были заранее ограждены. Для новичков и минервалов, побуждаемых к прилежным занятиям, сущность ордена оставалась сокровенной тайной. Если питомник находился в хороших руках, то, как уверяет Боде, «прилежание учеников увеличивалось, любознательность пробуждалась и поощрялась, и сердце открывалось для всего доброго и благородного».

В то время как Книгге трудился над разработкой системы ордена, Вейсгаупт неустанно хлопотал о распространении ордена. Повсюду, на севере и юге, на востоке и западе иллюминатство находило множество последователей. Генерал Спартак был на высоте своей славы. Но его гордое сердце лишь краткое время радовалось этому великому успеху. Едва возведенные стены воздушного здания ордена стали подозрительно колебаться. Слишком сильно сотрясала их страстность обоих строителей, в то время как на дальнем горизонте угрожающе сгущались мрачные тучи приближающейся грозы.

Причина раздора между обоими вожаками заключалась в коренном различии во взглядах на религию и церковь, на управление орденом и форму различных обрядов. Книгге увлекался фантастическими обычаями так называемых высших степеней системы строгого послушания. Поэтому он страстно желал перевести их в новый союз и, если возможно, облечь в еще более фантастические формы. Вейсгаупт же, этот трезвый мыслитель, подобно большинству немецких ученых, несвободный от своенравия и упорства, быть может, даже томимый завистью, не мог отрешиться от пристрастия к мишурному блеску и признать неоспоримые заслуги своего сотрудника. Никогда еще честный труд не встречал более недостойной оценки. Книгге чувствовал себя глубоко оскорбленным непростительным отношением к нему Вейсгаупта. Возникли серьезные недоразумения. Но полный разрыв был вызван другой причиной.

Вейсгаупт, пытавшийся развить и оформить основную идею иллюминатства, постепенно пришел к воззрениям, далеко опередившим цели господствующей немецкой моральной философии. Он создавал утопические мечты о всеобщей свободе и равенстве. Но в эти неведомые области Книгге по самой природе своей не хотел и не мог последовать за мастером. Он предпочел совсем выйти из ордена. Письма и документы, полученные им от Вейсгаупта, и другие, опубликование которых было бы для некоторых в высшей степени неудобным, он уничтожил — черта великодушия и благородства, которая сделала бы странного, поверхностного просветителя более близким нашему сердцу, если бы мы не знали, что он оставил поле битвы как раз в тот момент, когда лемуры принялись рыть иллюминатству могилу.

С этого времени Книгге отказался от всякого дальнейшего участия в тайных обществах. Тем не менее вскоре после того он принял деятельное участие в Немецком союзе, но, когда положение и здесь показалось ему опасным, беззастенчиво отрицал свою причастность к нему.

Упрек в себялюбивой осторожности не будет поэтому слишком суровым для человека, никогда не выказывавшего характера, для человека, который был филантропом только по отношению к своей собственной персоне, который сделался франкмасоном только из честолюбия и любопытства, а впоследствии никогда не был «фанатично предан иллюминатству, никогда не был служителем идеи».

Поход против иллюминатства начался в 1783 г. Книгопродавец Штробль в Мюнхене добивался приема в орден, но был отвергнут. Раздраженный нанесенным ему оскорблением, он поднял шум. Затем историк Вестенридер, серьезный, глубоко нравственный человек, сделавшийся иллюминатом под именем Пифагора, обвинил союз в себялюбии и недостатке патриотизма, в то время как каноник Данцер горько жаловался на преследования со стороны иллюминатов. Насколько эти голоса встретили общественное сочувствие, осталось неизвестным. Известно лишь, что многие уважаемые члены внезапно отказались от своей принадлежности к ордену. Среди них был и «заслуженный» Утцшнейдер Хоткаммеррат, и секретарь герцогини Марии — Анны Баварской, аббат Реннер, профессор Грюнбергер, священник Косандей, поэт Цаупзерть и другие.

Они делали самые страшные разоблачения, говорили об изменнических замыслах иллюминатов и тому подобных ужасных вещах. Это не осталось без последствий. Уже давно иллюминаты были шипом в глазу иезуитов и розенкрейцеров, господствовавших при дворе. 22 июня 1784 г. курфюрст издал указ, запрещавший всякие тайные общества. Франкмасоны и иллюминаты немедленно закрыли свои храмы. Они готовы были даже открыть все бумаги ордена и публично требовали, чтобы трусливые клеветники подтвердили свое обвинение. Но вместо того всемогущий патер Франк и его достойный помощник Крейтмайер издали 2 марта 1735 г. от имени курфюрста второй указ о запрещении тайных обществ.