Omnia quia sunt, lumina sunt.«Все сущее есть Свет».

Видимо, время поездки Фулканелли в Андай можно датировать началом 1920-х гг., поскольку в своей книге он упоминает об «особой привлекательности нового пляжа, на котором красуются великолепные виллы». Г.Уэллс, Олдос Хаксли и вся лондонская золотая молодежь открыли для себя расположенный неподалеку Сен-Жан-де-Лю в 1920 г., а к 1926 г. многочисленные виллы для туристов уже возникли на берегу до самого Андая. Сегодня Андай-Пляж, по сути — набережная Андая, пестрит всевозможными бутиками, магазинчиками, где продается все необходимое для подводного плавания и снаряжение для серфинга, что делает это местечко излюбленным перевалочным пунктом для толп молодых любителей развлечений, кочующих из страны в страну.

Хотя Фулканелли с некоторой опаской заявляет, что «в Андае нет ничего, что могло бы вызвать интерес у туристов, археологов или людей искусства», в истории региона было немало любопытного. Так, молодой Людовик XIV встретил свою будущую невесту на островке у берегов Андая, на границе между Испанией и Францией. Здесь бывал Веллингтон, устроивший возле Сен-Жан-де-Лю опорную базу для наступления на Тулузу на заключительном этапе наполеоновских войн. Сюда во время Второй мировой войны нанес визит и Гитлер: в 1940 г. он приказал остановить свой поезд неподалеку от Андайского Креста.

Этот регион имеет и давние эзотерические связи. Андай расположен в Стране Басков, а баски — народ, обладающий уникальным генофондом, который не имеет аналогов в Европе. Баскский язык также представляет собой тайну. Он — один из пяти сохранившихся древних индоевропейских языков и не имеет параллелей ни с какими другими языками Европы [220] . Эти факты, по мнению некоторых исследователей, свидетельствуют о том, что баски [221] — наследники великой глобальной цивилизации, существовавшей до катастрофы, потомки атлантов, если говорить более привычным и эффектным языком. Баски издавна славились как знатоки магических практик и колдуны и в конце XVI — начале XVII в. становились объектом охоты на ведьм, организованной инквизицией.

Когда Фулканелли побывал в этих местах в 1920-е гг., Андай был совсем маленьким городком. Наш автор обратил внимание на его «маленькие домики, сгрудившиеся у подножия первых подступов к Пиренеям», а также отметил «скудный и грубый ландшафт», в котором «в природную суровость этих диких мест вносит некоторое разнообразие мыс Фуэнтеррабия, охряный цвет земель которого отражается в зеленовато-серебристых и спокойных, как зеркало, водах залива».

Помня о том, что, хотя глава «Циклический Андайский Крест», имеющая исключительно важное значение в книге «Тайна соборов», была написана, по всей видимости, в 1920-е гг., она появились в составе книги лишь при ее переиздании в 1957 г. Практически никто из принадлежащих к миру оккультистов не обратил на нее особого внимания и никак не прокомментировал ее, поскольку она, мягко говоря, не слишком вписывается в сложившиеся представления об алхимии. Важность Андайского Креста особо отмечает Фулканелли: «Каким бы ни был его возраст, Андайский Крест, судя по декоративному оформлению пьедестала, свидетельствует о том, что это — едва ли не самый странный монумент примитивного милленаризма [sic!], редчайший образец символического хилиазма, который мне когда-либо доводилось видеть».

Поскольку Фулканелли здесь открыто связал алхимию и апокалиптику, истинная природа того весьма специфического гностического астроалхимического мема, следы которого прослеживаются на протяжении многих тысячелетий, впервые стала объектом интереса широкой публики. Это означает, что прежний секрет более не является достоянием избранного круга посвященных и тайных обществ. Впервые со времен появления великих готических соборов этот мем раскрыл секреты формирующих его структур.

Таким образом, крест и его весть служат доказательством того, что тайные общества реально существуют. Заявляя о себе в разные моменты истории, эти общества сохранили и донесли до нас тайны, запечатленные на Кресте. Каббала в иудаизме, суфизм в исламе, эзотерические течения в христианстве, гностицизм и герметическо-алхимическая традиция — все это хранители различных аспектов этих идей. Главная весть, возвещенная тремя главными религиями Запада, а именно эсхатологическое измерение времени — это и есть та самая тайна, составляющая ядро символики Андайского Креста. Сам мем, то есть способность воспринимать миф и его метафорическое содержание, по-видимому, сохранился только благодаря секретности и изолированности этих групп.

Сегодня Андайский Крест находится напротив юго-западного угла церкви Сен-Винсент, на шумном уличном перекрестке. Никто не обращает внимания на этот внешне заурядный монумент, несущий весть о катастрофе. Никто. А ведь секрет, что называется, открыт для всех.

В 1901 г. служащий Британской Ост-Индской компании и бывший комиссар провинции Бенгалия (Индия) опубликовал книгу, которая, по его мнению, должна была совершить революционный переворот в представлениях о древнейшей истории и доисторических религиях, связанных со звездами. Труд этот, «История и хронология эпохи мифотворчества», автором которого был Джеймс Ф. Хьюитт, «комиссар Чутья-Нагпур», как значилось на титульном листе, представляет собой один из крупнейших сводов универсальных знаний, столь ценимых в поздневикгорианскую [222] эпоху. Однако Хьюитт — это не просто один из множества колониальных чиновников, и его книга, в отличие от писаний его современника Джеймса Черчуорда о погибшем континенте Му, действительно основана на солидных филологических материалах, по крайней мере — по меркам рубежа XIX и XX вв. Его книга, при всех ее недостатках, содержит немало ценных ключей к загадке Андайского Креста и, более того, указывает на другой таинственный камень, который, возможно, был прототипом Андайского Креста.

Обширные познания Хьюитта в санскрите — это одновременно и достоинство, и слабость его аргументации. Санскрит для него служит своего рода увеличительным стеклом, через которое Хьюитт рассматривает все прочие известные ему культуры и мифологические структуры на планете, и этот подход создает немало удивительных искажений. Порой эти взгляды из разряда отражений в комнате смеха оказываются необъяснимо точными. Хьюитт бывает весьма корректен в вещах, где он, казалось бы, заведомо обречен на неудачу, но тут же терпит полный провал, как только пытается убедить нас в универсальной применимости своих выводов. Однако, несмотря на навязчивое и многообразное интерпретирование санскритских корней и явный культурный «империализм», в его выводах порой можно встретить поистине удивительные вещи. «История и хронология эпохи мифотворчества» — это не просто попытка раскрыть корни происхождения некоего символического «зеленого языка», на котором, по свидетельству Фулканелли, говорят все посвященные, но и мастерский пример восстановления связей между символическим арго и его истоками — астрономией и прецессией. То, что Хьюитт потерпел неудачу, нисколько не удивительно: нас куда больше удивляет сам факт подобной попытки.