Шрифт:
Он чётко произнёс эти слова и нагло улыбнулся, показав полоску ослепительно белых вставных зубов. Оскорбления были рассчитаны на то, чтобы ошеломить Болера. Пусть он, наконец, поймёт, что отныне с ним никто не станет церемониться.
— Что такое?
— Да, да, старческий маразм, — чётко повторил Тирсен. — Так я о вас думаю. И мнение моё подтвердится, если вы сейчас же не поставите свою подпись под книгой.
Кровь прилила к лицу Болера. Уже не думая о приличиях, он бросился к Тирсену и со всего размаха ударил его по щеке.
Тирсен этого не ожидал. Он легко, как пёрышко, отбросил сухощавого Болера на диван, потёр щеку, криво усмехнулся и сказал:
— В ваши годы вредно так волноваться. Но за пощёчину я вам отплачу. Подпишете вы книгу или нет, всё равно она выйдет под вашим именем. Может быть, это научит вас вести себя достойно с порядочными людьми.
— Вон, подлец! — закричал Болер, снова бросаясь к Тирсену.
На этот раз гость уже не был застигнут врасплох, он во-время отскочил к двери, успев прихватить с собой рукопись.
С трудом сознавая происшедшее, старик сел за стол и подпёр голову руками. Итак, книгу опубликовать не удастся.
Писатель в раздумье зашагал по комнате, потом опять сел к столу и вынул из ящика копию рукописи. Страницу за страницей перечитывал он своё последнее произведение. Да, всё это чистая правда. И если книгу не хотят издать в Гамбурге, то, наверно, её уже нигде и никогда не напечатают. Значит, людям больше не нужна правда…
— Что тут у вас за шум был? — неожиданно раздался сзади голос Дальгова.
Старик вскочил: «Вот уж не во-время пожаловал!..»
— Так, ничего особенного. Неприятный визит, — смущённо ответил Болер. — Приходил ко мне один знакомый. Ну, мы с ним немного поспорили.
— Да? — сказал Макс. — Даже на лестнице слышно было. Однако с господином Тирсеном, наверно, иначе разговаривать и невозможно. Я его встретил сейчас, и вид у него был достаточно гневный.
Болеру казалось, что от волнения у него вот-вот разорвётся сердце. Неужели Дальгов слышал, о чём они спорили?
Писатель испытующе взглянул на гостя. Нет, очевидно, он ничего не знает.
Дальгов понял этот взгляд, как просьбу объяснить цель своего прихода. Для шахмат было слишком рано. Да и вообще Макс никогда не приходил в такое время.
— Простите, что я вам помешал, господин Болер, — сказал Дальгов. — Но я хотел предложить вам поехать завтра со мной на шахту «Утренняя заря». Там готовится нечто такое, что писатель обязан видеть и знать.
— Я плохо себя чувствую, — сухо ответил Болер.
— Завтра на шахте, — продолжал Дальгов, будто и не расслышав отказа старика, — один забойщик, есть там такой Альфред Ренике, попробует показать всем рабочим Германии, как надо выполнять двухлетний план. Вы не хотите посмотреть?
— Нет, — решительно ответил старик. — Не хочу.
— Жаль, — сказал Макс. — Такие впечатления когда-нибудь пригодились бы вам.
— Мне уже ничто не пригодится… Что он там выдумал, ваш Ренике?
Вопрос был задан непоследовательно. Болер понял это, рассердился и, не дав Дальгову сказать ни слова, поспешил добавить:
— Всё равно меня это не интересует!
— Жаль, — повторил Дальгов.
Он видел, что старик очень взволнован. Пожалуй, лучше оставить его в покое.
Дальгов хотел уже встать с кресла, но тут взгляд его упал на рукопись. «Гергардт Болер. В советской зоне», — невольно прочёл он на первой странице.
— Вы написали книгу?
Болер встрепенулся. Какая небрежность — оставить рукопись вот так, на столе! Он ответил смущённо и горько:
— Да, я написал книгу, но уже нет на свете такого издательства, которое согласилось бы её напечатать.
— Разрешите мне её почитать. Меня очень интересует, что увидел писатель Болер в советской зоне.
Тут старик неожиданно разоткровенничался. Обида, нанесённая ему Тирсеном, прорвалась наружу, и Болер рассказал Максу всё, ничего не утаив.
Дальгов взял рукопись и стал её перелистывать. Так прошло с полчаса. Потом Макс поднялся и сказал:
— Давайте завтра поедем на шахту, посмотрим, как работает Ренике. Может случиться, что вы привезёте оттуда ещё одну главу.
Старик внезапно согласился. Он просил заехать за ним.