— Нет, не запрещено. Синий круг означает, что объект недостоин бомбардировки и сбрасывать на него бомбы не рекомендуется.

— А можете ли вы себе представить, что за это синее кольцо, которое появилось вокруг города Риген на картах всех лейтенантов, какие летают на Германию, я и ваш будущий тесть заплатили двести тысяч долларов?

— Господи, — воскликнул Крауфорд, — да за что жёны платили деньги? Для чего?

Лицо мистера Кросби заострилось и приняло хищное выражение. Он сделал шаг в сторону лётчика и резко сказал:

— Потому, что все заводы в Ригене принадлежат нам, мне и мистеру Гибсону. Теперь-то вы понимаете, за что пришлось заплатить деньги?

— Погодите, погодите, — сказал совершенно растерявшийся Крауфорд, — у меня что-то с головой… Боже мой, что же я натворил?

Он ещё не мог осмыслить всю глубину катастрофы, но понимал, что произошло огромное несчастье в семье и виновником этого несчастья был он, Рандольф Крауфорд. Будто издалека донёсся к нему голос Джен:

— Ральф, ведь это единственное, что мы имели. Неужели всё погибло?

— Не знаю, не знаю, — повторял лётчик. — Взрывы были очень большие. Наверное, сейчас там одни развалины…

Он вскочил вдруг со своего кресла и вышел на середину комнаты.

— Погодите, — вскричал он, — ведь там были танки! Понимаете: немецкие танки!

Наконец-то, вот оно, оправдание его действий. Как он раньше не подумал об этом, не сказал им. Теперь они поймут.

Но во взглядах присутствующих он не нашёл ни сочувствия, ни поддержки.

— Немецкие танки? — насмешливо переспросил Гибсон. — У вас была вполне обеспеченная будущность, дорогой лётчик, свободная жизнь, богатство, прекрасная жена. Теперь в Ригене нет немецких танков, но зато у вас нет ни будущего, ни богатства, ни жены.

— Неправда, я люблю Ральфа, — вспыхнула Джен.

— Ваше заявление делает вам честь, мисс Джен, — поклонился в её сторону Гибсон. — Вы со своим женихом будете создавать рай в шалаше, на голодный желудок. Не знаю, надолго ли хватит вашей любви.

— Ну, до этого не дойдёт, — запротестовал мистер Кросби, — тут вы уже пересолили, Гибсон.

— Да, возможно, сказано резко, — ничуть не смутившись, откликнулся Гибсон, — но, к сожалению, это не меняет сути дела.

У Крауфорда в глубине души зародилось сомнение, он уже почти раскаивался в своих действиях в то злосчастное утро, но ещё пытался оправдать себя.

— Поймите меня, — говорил он. — Как я должен был поступить? Я, британский офицер, лётчик, иду с полным запасом бомб и вижу внизу немецкие танки, танки врага. Что я должен сделать, по-вашему?

— Вы должны были выполнить приказ своего командира, — сухо сказал Артур Кросби, на которого горячая речь Крауфорда не произвела впечатления.

— А также помнить, — подхватил Гибсон, — что вы жених прекрасной девушки и будущий владелец этих заводов, которые, к слову сказать, должны были составить её приданое. Своё счастье, счастье любимой девушки вы уничтожили собственными руками. И не произносите здесь громких слов о том, что вы, мол, офицер, солдат. Вы плохой офицер и плохой солдат. Командир лучше вас знает, куда надо, а куда не надо сбрасывать бомбы. Поняли теперь, что вы натворили?

— Да, теперь я всё понял, — ответил подавленный Рандольф.

Сэм Гибсон поднялся.

— Пройдём к вам, Кросби. Надо позвонить и узнать подробности. Возможно, ещё не всё потеряно. Ведь не мог один самолёт разбомбить все три завода.

Долгая пауза наступила в гостиной, когда за компаньонами сомкнулись высокие двери. Попрежнему неподвижно, глядя в одну точку, сидела миссис Энн. Опустив голову на руки, сгорбившись, застыл в кресле Крауфорд. Джен молча стояла у стены.

Наконец она подошла к жениху, мягко прикоснулась к его плечу и сказала:

— Это было с твоей стороны очень легкомысленно, Ральф…

— О чём ты говоришь? — встрепенулся Крауфорд.

— Я говорю об этих заводах. Неужели ты не знал, что они принадлежат нам?

— Значит, и ты меня осуждаешь…

— Я не имею права судить о твоих поступках. Но мне интересно, понимаешь ли ты, что из-за твоего легкомыслия, если не сказать больше, мы остались почти нищими. Жизнь складывалась так хорошо, а теперь всё рушится. Мы остались бедняками. Ты представляешь себе, что означает это слово?

— Да, хорошо представляю.

— Нет, очевидно, не совсем хорошо, — продолжала Джен. — Я так мечтала иметь детей, большую семью. Теперь, даже если мы поженимся, у нас никогда не будет детей, потому что мы бедные. И так уже достаточно нищих на белом свете.

— Что ты говоришь, Джен? — воскликнул поражённый Крауфорд.

— Я говорю правду. Но, к сожалению, правда тебе не нравится. Раньше ты казался мне более положительным человеком, Ральф. Будет очень горько ошибиться в тебе.

— Здесь нет ошибки, Джен, — тихо ответил лётчик. — Я вижу, что мои бомбы разгромили действительно нечто значительно большее, чем эти проклятые заводы.