Он повернулся и через мгновение исчез в темноте.

Бертольд Грингель долго смотрел ему вслед, потом крепко потёр рукою лоб и зашагал в противоположном направлении.

Встреча с Грингелем взволновала Болера не на шутку. Он уже старый человек, а от него на каждом шагу требуют каких-то определённых решений. Что это, неужто сама жизнь вынуждает его чётко определить своё отношение к событиям в стране?

Писатель возвратился с прогулки в плохом настроении. Всё было не по нём в этот день. Сейчас ему показалось, что дома слишком натоплено, а ведь уголь надо экономить. Болер взглянул на термометр и убедился, что температура в комнате обычная — восемнадцать градусов.

Он взял газету, чтобы отвлечься от беспокойных мыслей, но что ни пробовал читать — всё касалось тех самых проблем, от которых так хотелось уклониться.

Хорошо, если бы пришёл Макс Дальгов. Сыграть партию в шахматы, и сразу всё пройдёт. Но так рано Дальгов никогда не приходит. Вероятно, он ещё на работе.

Мелодично прозвонил звонок, и Болер, довольный, потёр руки. Кто бы ни пришёл, можно будет забыться за разговором. В передней послышался женский голос, и писателю показалось, что это фрау Гартман.

Он поспешил к двери. Действительно это была она.

Болер обрадовался актрисе. Они поговорят об искусстве, о театре. Это будет настоящий отдых от всего навязчивого, обыденного, неотступного.

Старик достал из шкафа заветную бутылку зеленоватого ликёра; он хлопотал и суетился вокруг гостьи.

Эдит Гартман заметила его радость — на утомлённом, нервном лице её засветилась улыбка. Она устроилась поудобнее на диване, выпила рюмку ликёра и теперь охотно слушала хозяина.

Писатель собирался говорить только об искусстве.

Однако память всё время возвращала его к этому странному рабочему, которому вдруг предложили стать директором завода. Не говорить о нём Болер, оказывается, не мог.

И он, не торопясь, рассказал Эдит об удивительной встрече во время прогулки, живописно изобразил заснеженный мостик и чёрные волны быстрой речушки, передал весь свой разговор с Грингелем. Только одно утаил он от слушательницы: свой совет, свои заключительные слова.

Его рассказ произвёл на актрису неожиданное впечатление. Болер и не подозревал, что её интересуют подобные вещи. Эдит несколько раз переспрашивала писателя, она хотела знать всё до мельчайших подробностей. Вероятно, что-то личное, тесно связанное с рассказом Болера, давно уже волновало её.

— Ну, а что бы вы сделали на месте этого рабочего? — неожиданно спросила она, и вопрос этот показался хозяину просто бестактным. Гримаса неудовольствия отчётливее обозначила морщинки на его лице.

— Не знаю, — раздражённо ответил он. — Я не ответил ему и не знаю, как ответить вам.

Эдит вдруг встала с дивана, на котором так удобно устроилась, и подошла к окну. Несколько секунд она молча рассматривала узоры, разрисованные морозом на стекле, потом повернулась и сказала:

— Жаль!.. А я тоже пришла к вам за советом.

— За советом? — встревожился Болер.

— Да, именно за советом. Мне сегодня позвонили из комендатуры… Вы, конечно, слышали, что здесь, в Дорнау, на днях открывается театр. У них в репертуаре пока только «Эмилия Галотти», но труппа хочет играть что-нибудь совсем новое. Так вот, послезавтра в магистрате жена капитана Соколова прочтёт нескольким актёрам советскую пьесу. Капитан пригласил послушать и меня. Я ничего ему не ответила, а сейчас не знаю, идти мне или нет. Что вы посоветуете?

Болер вскочил с места:

— Сговорились вы, что ли, советоваться со мной?! Не знаю я, ничего не знаю! И никаких советов давать не буду!

— Жаль, — тихо произнесла Эдит, — а я так надеялась услышать от вас дружеское слово.

Болеру стало стыдно. Он задумался и вдруг, найдя выход, порывисто поднял голову.

— Что ж, — сказал он, — вы можете пойти и послу-, шать пьесу. Это вас ни к чему не обязывает. Принудить вас никто не сможет. Зато вы будете иметь представление о том, чего от вас хотят. Кстати, представляю себе, какое это искусство — сплошная политика…

Эдит Гартман кивнула головой. Она и сама так рассуждала, но хотела получить поддержку со стороны.

— Удивительное дело! — после небольшой паузы вдруг заговорил Болер. — Как это случилось, понять трудно, но теперь никто не живёт здесь по-старому. Не знаю даже — хорошо это или дурно.

— Я всё думаю о том рабочем на мосту, — тихо сказала Эдит. — Как, по-вашему, что он решил?

— Завтра он будет директором, — твёрдо ответил Болер.

— Вы уверены в этом?

— Да.

— Значит, и мне надо завтра идти слушать пьесу. Это, собственно, и есть ответ на мой вопрос, дорогой Болер.