Шрифт:
— Между прочим, бедняга-учитель никогда в жизни не видел настоящего корабля. Мне жаль этого глупца. В мусорную корзину его! Так точно!
Эдер все ещё ничего не понимал, но Пумукль не давал ему вставить ни слова. Негодуя, он продолжал дальше:
— Никто в школе не писал и не считал. И вообще, я всё это уже умею, то, что они умеют: подсказывать, повторять, рисовать и сочинять тоже умею. О, я хоть сейчас могу сочинить стих, ещё лучше, чем в школе.
Маленький домовой уселся на свою кроватку, сделал «сочинительское» лицо и начал рифмовать:
Оле-оле-оле-ол у, Не пойду я больше в школу! Я и так всё-всё умею. Не приклеюсь больше к клею. Быть послушным обещаю, Спать хочу и стих кончаю.И чтобы подтвердить, как он хочет спать, Пумукль захрапел. Эдер хотел что-то сказать, но тут увидел, что домовёнок не притворяется, а действительно спит.
— Да, школа требует много сил, — улыбнулся мастер.
Вот и получилось, что Пумукль так и не научился писать и считать. Школа не для домовых. К сожалению.
И поэтому, если ученик потерял в классе карандаш, или что-то упало со стола, или учебник вдруг пропал, нельзя думать, что это — дело рук домового. За всё, что происходит в школе, домовой не в ответе.
Пумукль должен сам привыкать к порядку
Если живёшь в доме с видимым домовым, это имеет свои преимущества: вещи реже появляются на тех местах, куда их не клали, реже падают, реже исчезают, так как домовому доставляет мало удовольствия этим заниматься, когда его видят. И он начинает скучать.
Пумуклю было ужасно скучно. Он лениво лежал на своей кроватке и зевал, зевал. После того, как он зевнул в одиннадцатый раз, мастер Эдер, у которого всегда было много работы и который терпеть не мог праздность, сказал:
— Послушай, я знаю прекрасное средство от зевоты.
— Но я охотно зеваю, — лениво жмурясь ответил Пумукль.
— Ты же зеваешь от скуки.
— Вовсе нет, может, я устал.
— Вздор! Ты не можешь устать, ты же ничего не делал. Ты должен чем-то заняться.
— Я и так занимаюсь. Я занимаюсь зеванием.
Эдер покачал головой:
— А что, если ты станешь таким домовым, о которых в книжках рассказывается, как они тайком помогают приводить всё в порядок.
— Это должны быть очень глупые книжки. Домовые никогда этим не занимаются.
— Я точно знаю, что есть такие домовые, — попробовал убедить его Эдер.
— Ты опять, наверно, имеешь в виду этих глупых кёльнских домовых, которые ночью работали.
— Послушай, Пумукль, я же не требую от тебя, чтобы ты по-настоящему работал, но помогать ты ведь мог бы. Я же тебе тоже помогаю, где могу: сделал тебе кроватку, готовлю еду.
Пумукль присел на кровати.
— Ты же взрослый, ты должен это делать. Ты — ужасно взрослый, ты должен работать. Я — неужасно невзрослый, поэтому лежу. И давай закончим этот отвратительный разговор.
— Мой дорогой Пумукль, этот разговор не отвратительный, а очень даже необходимый. Если уж мы живём вместе, то должны помогать друг другу.
— Что ты заладил — помогать, помогать, — недовольно пробурчал Пумукль, и вдруг лицо его засияло:
— Я могу тебе помочь. Стихами! Они здорово помогают! Работать становится веселее. Вот послушай:
Пумукль совсем не прочь Всем, везде, всегда помочь. Если стих он прочитает, Это тотчас помогает.— Ну как, легче стало работать?
На мастера это не произвело никакого впечатления. Он как раз держал в руках коробку с гвоздями и шурупами и качал головой: хотя она и была разделена на отсеки, всё в ней перемешалось — гвозди с шурупами, длинные с короткими, толстые с тонкими.
Эдер сказал:
— С тех пор, как ты у меня появился, всё в таком беспорядке, ничего не найдёшь.
Пумукль захихикал, болтая ногами:
— Ищи получше и найдёшь. Искать — любимое занятие у людей. Они охотно ищут, ищут, даже если Пумукль ничего не спрятал. Ищут, ищут…
Старый столяр не находил в этом ничего смешного.
— У меня нет на поиски времени. Ты сейчас же наведёшь в ящике порядок! Понятно? — и он вывалил содержимое коробки на стол.
Пумукль злорадно заметил:
— Это ты рассыпал все гвозди — не я. Кто делает беспорядок, тот и порядок должен наводить. Сам говорил!