Двое охранников с автоматами на изготовку ввели Лилию и, найдя свободную койку, примотали ее запястья самовязом к стальной облупленной дужке. Во взгляде их ясно читалось желание, но страх перед расплатой останавливал конвоиров. Она была чужой женщиной, и ее мужчина отстоял свое право в поединке с одним из лучших братьев Каноников. Слов нет, сейчас тот человек и сам был пленником, но закон оставался законом. Отец Настоятель требовал неукоснительного исполнения предписаний, ибо несоблюдение порождает хаос, а хаос, как известно, ведет к смерти. Они же, смиренные братья, несут в мир порядок и жизнь.

— Сиди тут! — бросил один из стражей.

Дочь старосты недобро прищурилась. Можно подумать, у нее был выбор. Но если бы он вдруг появился, если бы в руках было оружие, если бы…

Стражники вышли, небрежно хлопнув дверью. Девушка уселась на койку и стала пытаться растянуть самовяз. Ей это не удалось. Она вспомнила недавнюю схватку. Когда огромная плита начала с шипением подниматься, Лилия собирала хворост для костра и просто опешила, увидев неожиданное превращение мирной зеленой полянки. Она корила себя за секундное замешательство. Быть может, устремись она в тот же миг в чащу, не сидела бы сейчас здесь. Уж что-что, а бегать дочь старосты умела. А там бы и Лешага подоспел, от него-то, как ни таись, не скроешься. Девушка неожиданно почувствовала гордость за этого странного, но такого сильного человека.

Но… Лилия вдруг осознала, что опасается признаться в этом самой себе… Когда Лешага вдруг назвал ее своей женщиной, она внезапно почувствовала радость, совершенно неуместную в таком безвыходном положении. Спроси ее сейчас кто-либо, правду ли сказал молчаливый воин, она бы закричала: «Да, чистую правду!» Девушка недоумевала, когда и как все так изменилось. Повторись эта схватка, и Лилия точно так же, с ощущением счастливой гордости, заявила бы: «Это мой мужчина».

— Эй! — услышала она. Одна из девушек в темной блузе стояла возле нее. — Ты кто?

— Лилия, — буркнула старостина дочка. Бесцеремонная собеседница ей совершенно не понравилась. — Развяжи меня.

— Не могу.

— Почему?

— Воздаяние должно быть равным деянию, — без злобы, но и без какого-либо иного чувства пояснила соседка. — Вот, смотри на других, они тоже пришли снаружи, но их не привязывают, а тебя привязали. Что натворила?

— Застрелила одного из ваших, — бросила девушка, решая, что не стоит хвалиться всеми своими боевыми успехами.

— Зачем?

— Эти твари на меня накинулись!

— Наши смиренные братья — совершеннейшие из творений отца предвечного, — возмутилась жительница бунка. — Ища для себя Путь очищения и гармонии, они в поте лица открывают и нам — дочерям порока и матерям жизни — священную праведную дорогу истины в последнем оазисе прежней жизни, устоявшем в безжалостных волнах Того Дня. Ты не понимаешь своего счастья, глупая и злая. Вот и сиди тут привязанной. — Девица повернулась спиной к Лилии и огласила на весь зал: — Она глупая и злая. И всем, кто не понимает своего счастья, грозит та же участь! Посмотрите на нее и не поступайте подобным образом!

Вокруг Лилии начала собираться толпа. Дочь старосты уткнулась взглядом в пол. От чужих лиц пестрело в глазах, чужие слова резали слух.

— Злюка, дура, чтоб тебя!

Лишь однажды, ей даже показалось, что она ослышалась, быстрый шепот:

— Погасят свет — развяжу.

И снова оскорбительные выкрики. В том числе, правда, довольно испуганно, и от пришлых.

Лилия злобно оскалилась и пожалела, что у нее нет таких клыков, как у Марата.

Чешуйчатый диким зверем метался по наблюдательному пункту. Надо было действовать, что-то срочно предпринимать. Вот же он, побратим Лешаги! Совсем близко, только руку протяни! Прямо сейчас он видел его собственными глазами. «Но как, как?.. А может?.. — в голове драконида мелькнула странная, однако не лишенная определенной логики мысль. — Что, если мудрый, всезнающий Лешага и это предусмотрел, и происходящее — лишь часть его плана? Тогда он опять будет ругаться, что я все не так сделал, что я лишь мешаю ему!»

Юноша чуть не взвыл от беспомощности. Как выяснить, так это или нет? Никак. Сколько угодно тужься — не узнать. Он вздохнул, немного успокаиваясь, и вновь приник к окуляру перископа. Караван уходил все дальше. «Как бы то ни было, — мелькнуло в голове чешуйчатого, — ведь он не знает, что Бурый так близко, значит, я должен продолжать действовать, хотя бы только для того, чтобы сообщить ему эту новость. И вообще, раз Лешага послал меня самостоятельно атаковать противника, значит, он ждет моих активных действий. А я так и делаю!»

Минутная слабость отступила, и Марат вновь преисполнился гордости за свои боевые подвиги и решимость продолжать их до окончательной победы. Связанный охранник тихо сидел в углу, с ужасом глядя на беснующееся в его каморке страшилище. Оно вдруг остановилось и ткнуло когтистым пальцем в едва проглядывающую сквозь въевшуюся пыль застекленную табличку.

— Это что?

— План эвакуации при пожаре, — испуганно пролепетал наблюдатель.

Круглые глаза чешуйчатого уперлись в древнюю схему. Драконид водил по стеклу когтистым пальцем, что-то нашептывая себе под нос. Смиренный брат зажал уши, он готов был поклясться, что ничего интересного на этой, невесть когда повешенной картинке не было. Уж он-то за долгие годы дежурств изучил ее вдоль и поперек.