А потом сюда заявились прорвы. Но это полбеды. Защитить бункер от этих свирепых, но безмозглых тварей было бы несложно. Он был прекрасно для этого оборудован. Но перед волкоголовыми двигался Ужас. Невероятный, подавляющий волю, ни с чем не сравнимый. — Сохатый передернул плечами, вспоминая давно прошедшие дни. — Тогда вокруг было довольно много уцелевших селений. Сюда вода не дошла. Хотя бомбили как раз этот квадрат. Тут, как я потом узнал, находились ракетные пусковые установки…

— Ты много говоришь, — страдальчески поморщился Лешага.

— Потому что мне есть, что сказать. А твое дело сидеть и молча слушать. И, главное, понимать. Если надеешься уйти отсюда живым, не заставляй меня жалеть, что я вообще решил с тобой разговаривать. И если хочешь освободить побратима, не перебивай. Прорвы идут к барьеру Ужаса, того самого Ужаса, о котором я тебе только что рассказал. Что за ним — не знает никто.

— Тем более мне нужно спешить! — упорствовал Леха.

— Спешка порождает много бед. Я прикажу вывести тебя отсюда тоннелем. Срежешь путь.

— Будь краток, — точно не услышав собеседника, попросил Лешага.

— Ты совсем как Бирюк, — хмыкнул отец Настоятель. — Так вот, когда пришли эти гнусные твари, население со всей округи бросилось к бунку. Старичье готово было открыть по ним огонь, и нам с напарником пришлось взять власть в свои руки. Мне удалось заключить договор с тем, кто привел свирепую ораву волкоголовых в наши земли. Это было непросто, совсем непросто! — словно оправдываясь, перебил сам себя Красный. — Сердце мое переворачивалось от одной мысли, что приходится, как я тогда надеялся, на время признать собственное поражение. Мы получили столь необходимую передышку и возможность превратить поражение в победу. Оборонять камни во главе обезумевшей от страха толпы в любом случае было невозможно. Твой учитель не хотел этого понимать. Он не хотел признавать, что есть зло, с которым приходится мириться. Ты-то хоть понимаешь это?

— Нет.

— Такой же непроходимый болван, — резко выдохнул Сохатый. — Послушай меня, вздорный упрямец, здесь находились тысячи людей, которых требовалось как-то спасти! Их ждала неминуемая гибель. Невозможно было противостоять ужасу, шедшему впереди прорв. Это я тебе говорю — невозможно! Мое соглашение подарило людям жизнь, спокойную, размеренную, с Законом, с Идеей служения и самосовершенствования, которая занимает их сознание и наполняет жизнь смыслом. Ты понимаешь, что такое смысл жизни?

— Нет, — мотнул головой Лешага.

— По этому соглашению вы платите дань зверолюдам? — вмешалась дочь старосты. — Дань тем, кто дает вам жизнь?!

— Женщина, не встревай в мужской разговор, — возмутился Сохатый.

— Это моя женщина, — напомнил Лешага. — И только я буду решать, что ей делать, а что — нет.

Лилия фыркнула.

— Я говорю правду, вы отдаете нас волкоглавым.

— Женщины рожают здесь детей. Потом уходят за Рубеж. Уехать за Рубеж всегда было пределом мечтаний женщин в этих краях, — не глядя на Лилию, подтвердил отец Настоятель.

— К прорвам! — с нажимом повторила дочь старосты.

— К тому, кому подвластен Неодолимый ужас. Зверолюды лишь псы его. Согласно договору, женщин, если они не попытаются бежать, не станут убивать или калечить, а также подвергать каким-либо пыткам.

— А вы будете отлавливать все новых, чтобы угодить Хозяину прорв.

Марат удивленно поглядел на Лилию, затем на хмуро молчащего Лешагу.

— Наши предки зачастую облагали города подобной данью, но даже в те дикие времена они требовали лишь одну красавицу с города в год. А вы… — он явно вспомнил длинный зал, полный вопящих женщин.

— У мужчин и у женщин разная форма служения! — огрызнулся Сохатый. — И служение женщин не менее важно.

— Я не давала согласия ни на какое служение!

— Ты не была вразумлена.

Лешага крепко сжал плечо Сохатого.

— Мне надо идти. Я вернусь, и мы продолжим бой.

— Да пойми ты! Я не могу тебя отпустить просто так. Это нарушение Закона, монастырского устава.

— Быть может, сказать, что Лешага отправился в паломничество к Барьеру Ужаса, — предложил Марат. — Он этот… пилигрим, отмаливающий грехи!

— Что?! — глаза Лехи удивленно расширились.

— Я когда-то читал, эти пилигримы ходили в святые места! Если служение женщин — уходить за Рубеж, то добровольно отправиться к Барьеру…

— Хитрый зверек! — Сохатый улыбнулся одним лишь уголком губ. — То, что он предлагает, не лишено смысла.

— Он не зверек, — вновь отчеканил Лешага. — Я пойду. Где тоннель?

— Постой! — не скрывая удивления и разочарования, напомнил чешуйчатый. — А как же мы? Я, Лилия…

Воин почувствовал, что у него сдавило прежде бесперебойно работавшее сердце. Это новое, совершенно неведомое ранее чувство ошеломило его. Спешить, догонять караван, чтобы отбить побратима, казалось ему столь нормальным и естественным, что вопрос потомка драконов застал его врасплох. Сегодня Марат в самом деле доказал, что может быть, как он говорил… союзником. Но брать его сейчас на последний рывок…