Шрифт:
«Есть зло, с которым приходится мириться» — так, если помнишь, говорил Настоятель. Кто знает, что он там еще придумает?! Второй раз наши уловки не сработают! — теряя запал, утерла глаза дочь старосты. — Так нельзя, понимаешь? Для Лешаги человеческая жизнь — пустой звук. Я не хочу, чтобы главный мужчина моей жизни был таким! — она встала и отошла от стола, показывая Марату, что разговор закончен.
— Ну, ты зря так…
Лилия безмолвствовала. Ей сейчас очень хотелось плакать от невыразимой обиды, а еще оттого, что единственный собеседник совершенно не способен понять ее боль и тоску. Она не могла сказать точно, какой бы хотела видеть реакцию Марата, но от пустых увещеваний легче не становилось.
В этот момент дверь снова отворилась, и на пороге возник замаскированный, должно быть, тот самый, приносивший еду.
— Добавку принес? — радостно спросил драконид, как будто и не было недавнего разговора.
— Отец Настоятель желает говорить с вами.
Лилия фыркнула и направилась к выходу.
— Нет, только с ним, — смиренный брат указал на чешуйчатого.
— Не очень-то и хотелось! — презрительно отворачиваясь, протянула она и выразительно посмотрела на Марата. По мнению девушки, лучшего доказательства ее правоты и быть не могло.
— Я скоро вернусь! — пообещал смущенный ученик Лешаги.
— Можешь не торопиться. Будешь хорошо себя вести и плясать на задних лапках, Настоятель тебе большую шоколадку пожалует! — отрезала девушка, всем своим видом показывая, что не нуждается в утешителях, да и вообще ни в ком не нуждается.
Драконид моментально припомнил всех прекрасных героинь прочитанных книг. Они точно вели себя как-то по-другому. Марат даже не нашел, что бы на это ответить девушке, и, печально махнув рукой, пошел за проводником, недоумевая, чем так разозлил Лилию.
Сохатый ждал его в кабинете, некогда принадлежавшем бессменному Майору, а до него, давно, еще в Тот День — генерал-майору.
— Проходи, садись, — он указал гостю на деревянный стул с вытертой до белизны некогда черной обивкой.
Чешуйчатый важно сложил руки за спиной, что, по его мнению, должно было придать ширину плечам и гордость осанке.
— Я постою, — он постарался скопировать жест Лешаги и упрямо чуть наклонил голову вперед, пристально глядя на собеседника.
— Как знаешь, — отец Настоятель смерил напыжившегося юнца равнодушным, чуть насмешливым взглядом. — Я хотел поговорить с тобой о друге.
— Я ничего не скажу вам! — горячо пообещал Марат. Под впечатлением речей Лилии он уже мысленно готовился принять неравный бой. Что бы там ни думала эта девчонка, кровь великих драконов текла в его жилах, и никогда ни один представитель их рода не стал бы «диковинной зверушкой».
— Разве я о чем-то спрашивал? — в глазах Сохатого блеснула искорка веселья.
— Но… как же… — юноша не скрывал разочарования.
— Да так. Ты, вероятно, думаешь, что попал в логово врага и сейчас тебя будут пытать? — спросил проницательный хозяин.
— А разве не так? — чешуйчатый исподлобья оглядел кабинет, точно ища подвох.
— Не так. Хотя, что греха таить, наши первые встречи с Лешагой дорого обошлись Монастырю.
— Монастырю?
— Ну да, — кивнул Сохатый. — А что тебя удивляет? В прежние времена я вместе с побратимом, мастером, обучившим Лешагу всему, что тот умеет, искал следы прежнего Шаолиня, но все впустую. Потом узнал, что он разрушен. И тогда я решил возродить его из пепла. Так птица феникс умирает и воскресает, объятая пламенем. Впрочем, ты вряд ли о них слышал.
— Я знаю, я читал! — возмутился Марат. — Раз в пять тысяч лет она делает себе погребальный костер, сгорает и вновь появляется, целая и невредимая, — и замер, пораженный. — Подождите, вы хотите сказать, что Шаолинь давно разрушен? Быть того не может!
— Уж точно не вам рассказывать, что может быть, а что нет. После Того Дня об этом никто в мире достоверно не знает. Но вместе с тем похвально, юноша, похвально. Начитанность вам к лицу.
Марат тут вспомнил пренебрежительное «зверек», брошенное Настоятелем совсем недавно. Нет, не похож был этот умудренный жизнью, сильный, ну совсем как Лешага, человек на того надменного и опасного хищника в тренировочном зале.
— Наша беда куда значительнее, чем прежде, — неспешно продолжал Красный. — Теперь не один только Шаолинь, весь мир в руинах. Мы должны по крупицам собрать прежнее воинское искусство, дабы обратить его на защиту всех живущих.
— Защиту всех живущих?! — о таком лицемерии драконид только читал в книгах. — Но вы же платите дань Темному Властелину! Позорную дань! — взвился Марат, нащупав слабину в рассуждениях собеседника.
— Древние говорили: мириться лучше со знакомым злом, чем бегством к незнакомому стремиться. Впрочем, я уже упоминал об этом. Да, ты прав, мы платим дань. И, хотя монастырский устав позволяет вступать в физический контакт с женщинами, делать это разрешено лишь для зачатия ребенка. Всякое неудачное соитие признается грехом и строго карается нарядами вне очереди. И все же это вынужденная мера. Дань, которую мы платим, терзает мне сердце не меньше, чем тебе, Лилии или Лешаге. Что поделаешь, враг все еще сильнее нас, и мы слишком мало знаем о нем, чтобы противостоять. Но мы здесь на самом острие, именно с нас, отсюда, — Сохатый хлопнул ладонью по столу, — начнется то сокрушительное наступление, которое низвергнет врага или, как ты его называешь, Темного Властелина. Следует ли говорить, что в этой непростой борьбе каждый настоящий воин стоит больше, чем такой же вес автоматных патронов. Твой друг и наставник — духовный сын моего побратима, а значит, и мне вроде как родня. Где же, как не здесь, его место. А если он придет вместе с Бурым, это вдохнет новые силы в монастырскую братию и приблизит нашу победу.