— Здесь, — она продемонстрировала ключ на цепочке. — А в чем дело? — теперь в ее голосе слышалось беспокойство. Я порадовалась: не одной мне мучиться, пусть и у нее голова болит.

В глубине души я очень надеялась, что Софья найдет простое, а главное, безопасное объяснение происходящему и снимет большой камень с моей души.

Но не тут-то было.

— Кто-то был в студии, — произнесла я. Она поставила бокал на стол и принялась волноваться:

— Что значит — кто-то?

— То и значит, что я не видела мерзавца.

— Мужик?

— Откуда мне знать?

— Почему тогда мерзавец, может, мерзавка?

— Может. Мне от этого не легче. И у него или нее есть ключ от студии.

— Быть этого не может, — ахнула Софья.

— Может. Меня в студии заперли. — Я подробно рассказала о происшествии. Софья глупости не спрашивала, мол, вдруг показалось и прочее, чему я была рада.

— Стырить ключ, в принципе, мог любой, кто часто бывает в доме. Ты работаешь, ключ торчит в замке. Подошел, снял слепок…

— Ты умеешь снимать слепки? — ядовито спросила я.

— Никогда не пробовала, но не думаю, что это особенно трудно.

— А я не думаю, что снять с ключа слепок пришло, к примеру, в голову Розе.

— Понимаю, о чем ты, — глубокомысленно кивнула Софья. — Кто-то очень заинтересовался студией, и этот кто-то, скорее всего, профессионал.

Как думаешь, мы где-то прокололись или нас просто хотят ограбить?

Я пожала плечами.

— Что ты знаешь о Хоботове? — подумав, спросила я. Глаза у Софьи предприняли попытку вылезти на лоб.

— Ничего. А надо?

— Еще как, — ответила я. — Случайно подслушала его разговор с Аглаей. У дяди есть секрет, который он намерен продать за сумасшедшие бабки, по крайней мере, Аглая считает, что бабки сумасшедшие.

— Если Аглая готова раскошелиться, это как-то связано с Артемьевым. Так?

— Наверное, — вяло отозвалась я.

— Как Хоботов что-то мог пронюхать, если мы его до сей поры в глаза не видели? — Это, конечно, аргумент, но он меня не успокоил.

— Послушать его, так он старый друг Артемьева.

— И что?

— Если Артемьев, к примеру…

— Чепуха, — перебила Софья. — Дурак он, что ли? То есть дурак, конечно, но не до такой же степени?

— А если сболтнул по пьянке?

— Не замечала я за ним болтливости, а ты?

— Пьяный он обычно спал, — вздохнула я. — Или оплакивал свою загубленную жизнь. Вполне мог плакать по телефону.

— Дамы появление Хоботова не приветствовали и намекали, что между ним и Артемьевым черная кошка пробежала. Вряд ли Артемьев стал бы откровенничать с подобным типом.

— Тогда что за страшную тайну он хотел продать? Ты сама сказала: Аглаю ничего, кроме Артемьева, заинтересовать не может до такой степени, чтобы она выложила свои денежки… Нет, Хоботов что-то разнюхал.

— А не мог именно он в студию залезть? — осенило Софью.

— Зачем? — нахмурилась я.

— Что, если Артемьев сболтнул, но не про себя, а про Костаса?

— О господи… Это на него похоже. Только с какой стати Хоботов молчал столько времени?

— А доказательств не было.

— Теперь есть? Если доказательств в природе не существует, добыть их невозможно.

— Я беспокоюсь, — тяжко вздохнула Софья. — Еще Хоботов этот.., какого черта ты его пригласила?

— Врагов лучше держать перед глазами, чем за спиной, — тоже вздохнула я. — Это еще не все. Подружка Макса — бывшая любовница Чемезова.

— И что? — Софья так разволновалась, что даже поглупела.

— Откуда я знаю? Она обвиняла его в коварстве, я случайно услышала.

— Ты довольно интересно проводишь время, — сделала ценное замечание Софья.

— Тебе бы это тоже не помешало, — съязвила я.

— Ладно, пока не вижу ничего из ряда вон выходящего, — бодро начала Софья.

— А Сусанна? — перебила я. — С чего это старушке выпадать из окна?

— С того, что она кого-то засекла, наблюдая за Розой, но не на кухне, а в кабинете Артемьева.

— Или в студии, — кивнула я.

— Жаль, что она вдруг замолчала. Сколько раз я желала ей подавиться или прикусить язык, а теперь, когда до зареза надо…

— Надеюсь, она вскоре сможет рассказать, что увидела, — заметила я.