Шрифт:
– Вы за царя иль за нас?
– Кровь, она ежели за народ!..
– Вам ордена, а нам шиш с маслом?..
А мужики, не дождавшись общей команды, уже по своей воле начали пробовать кнуты…
Визг и вой поднялся невообразимый!
Начиналась уже какая-то неслыханная мерзость. Пугачевщина…
Выскочивший из кареты губернатор мигнул сотнику:
– Отряди для конвоя десяток надежных!..
А сам туда, к лавкам. Решение, как всегда, пришло внезапное и дерзкое:
– Стойте, мужики! Их, может, повесить надо. В Саратов! Под конвоем! Там для таких, как они, уже готовы виселицы. Кто хочет полюбопытствовать, милости просим в город!
Пока он говорил, конвойные казаки время не теряли. Хватали с лавок ничего не понимавших фельдшериц и бесцеремонно забрасывали на две подогнанные телеги.
– Гони!..
Опешившая толпа не сразу сообразила, что происходит, – телеги уже вскачь пылили по большаку в сторону Саратова. С запиской к подполковнику Приходькину:
«Олег Вадимович! Поскольку в тюрьме мест уже нет, укрой фельдшериц в моем доме».
Но тут опомнившаяся толпа пошла на губернатора, улюлюкая:
– Лю-лю!.. Чего все указывают?
– Лю-лю!.. Чай, барин?
– Губерна-атор?..
– Да хоть и губернатор – пошел…
Столыпину не оставалось ничего иного, как пятиться к карете.
Казаки оказались что надо. Одни вскинули винтовки на руку, другие выхватили из тороков пулеметы. Две длинные очереди бураном пронеслись над головами, сшибая шапки. Не хотите по Божьей воле постоять пред губернатором – так нате!..
В толпе тоже вскинулись винтовки – бегущие воинские эшелоны много насорили по обочинам железа.
– Ваше превосходительство! Мы вынуждены стрелять на поражение! – уже решив все, лишь для проформы спросил сотник. – Иначе нас сомнут.
Столыпин колебался лишь какую-то секунду.
– Стреляй, сотник!
Эхо быстрого залпа толкнуло его уже в спину…
Другого…
Третьего…
Ответного?..
К вечеру на захваченных у крестьян подводах казаки привезли обратно десяток убитых и пораненных друзей… Было бы больше, да пулеметы помогли.
Делать нечего, надо было выпрашивать у отступавших войск еще пулеметов… и пушек…
И стрелять по своим же крестьянам, по своим же солдатикам, не захотевшим возвращаться в растерзанные войной и всеобщим бунтом части.
XII
Генерал-адъютант Сахаров прожил в доме губернатора Столыпина всего двадцать дней. И все это время просил дела:
– Да поймите, губернатор! Меня государь послал сюда, чтоб помогать вам. А я помогаю только за вечерним столом. Дайте дела, губернатор! Дела!
Но какое «дело» можно дать генерал-адъютанту его величества, чтоб не обидеть? Он молодым и неробким офицером участвовал в турецкой войне, но сейчас был уже стар и болен. Мог размахивать за вечерним столом разве что словесной саблей:
– Пугачевщина! Погубим Россию! Суворов не гнушался воевать с Пугачевым, а мы цацкаемся с каким-то Ульяновым! Боже мой, даже генерал Мин убит!..
Генерал Мин командовал гвардейским Семеновским полком, который без всяких церемоний в метельном декабре прошлого года вызвал огонь на себя… всей либеральной России!.. После кровопролитных боев, пушками и пулеметами, он задавил-таки московское восстание… а ныне в отместку за то был застрелен эсеркой. Генерал Сахаров за рюмкой коньяку ярился:
– Если бы туркой или япошкой – еще куда ни шло! По-офицерски. Но бабой, бабой?!
От возмущения генерал не находил слов, опрокидывая рюмку за рюмкой. Столыпин осторожно намекал, что поручит ему роль Суворова, который гнал когда-то мятежников по этим же берегам. Беда только в том, что губернатор не мог отдать в распоряжение генерала ничего, кроме разрозненных сотен казаков, инвалидных команд да полицейской братии… Армия ему не подчинялась.
– Завтра, завтра дам назначение, достойное генерала!
Но не успел…
В городе начался еврейский погром. Евреи вынуждены были для самообороны создавать вооруженные дружины; жандармы только подливали масла в огонь, ибо неслись уже крики о «черной сотне». С обеих сторон были убитые и раненые… в общем, лети, губернатор-пожарник, на очередной пожар!
– Вечером найдем вам дело! – уезжая, успокоил генерала, тоже рвавшегося в эту бессмысленную бойню.
Но вечером он нашел генерала уже лежащим на столе под белой простыней…
Бабы, везде бабы!
Оказывается, эсерка-террористка, кстати еврейка, воспользовалась тем, что губернатор со всей своей личной охраной бросился тушить еврейский же погром, и беспрепятственно вошла в апартаменты к генералу. Она была молода и по-восточному очаровательна, да и слабости генеральские знала:
– У меня просьба к петербургскому гостю. Вполне невинная и легко исполнимая, мой женераль!