В идеале смерть стариков должна вызывать не горе, но — облегчение. Тесно было в такси вшестером. Двое вышли. Хорошо-то как стало!..

Вот и выходит, что смерть — благо, и без неё никак нельзя.

Единственная, блин, проблемка — умирать больно. В космос летаем, из сои мясо научились делать — от настоящего не отличишь, а умирать без боли не получается.

Просто наука ещё всерьёз этим вопросом не занималась. Не ушли пока дальше примитивной эвтаназии.

Но эвтаназия — это всё-таки убийство.

Применение этого способа, как ни крути, сродни удушению, расстрелу. Жертва знает, что её должны убить. Пусть мягко, безболезненно, но — убить.

Живодёру, маньяку, насильнику по приговору суда вводят снотворное.

По соглашению врачей и родственников смертельный яд вводят вашему близкому человеку. Да, он больной, он страдает, вы спасаете его от жутких болей, вы даёте согласие.

Возможно, и близкий ваш человек на это утвердительно кивает вам головой.

И ему вводят яд. Как маньяку. Как убийце…

И вот мы вернулись к тому, откуда начали.

Смерть, безусловно, нужна, но переход в иной мир должен быть не просто безболезненным, он должен быть праздничным. Как поездка куда-нибудь на Канары по льготной путёвке.

Вы получаете известие: у вас путёвка! Вы купили миллионную буханку хлеба «Бородинский», а каждому покупателю миллионной буханки хлеба «Бородинский» положена путёвка на Канары.

И, что вы — плачете? Заламываете руки — на кого я вас всех покину?..

Да вы прыгаете до потолка от радости! Вы рассказываете о своём счастье всякому встречному и поперечному!

А все вам завидуют: «Повезло же дураку!..».

И бегут в магазин товаров повседневного спроса, чтобы — так, на всякий случай, — прикупить буханочку «Бородинского».

Но — нет. Не придумали пока праздничного перехода в праздничную жизнь после смерти.

Из года в год переходы совершаются по-старинке: с болью, слезами и безо всякого желания.

Когда человек захотел быстро передвигаться по земле, он придумал самодвижущиеся механизмы. Когда захотел разговаривать на расстоянии — придумал телефон, Интернет. Появляется потребность — что-то обязательно придумывается.

Я об этой человеческой потребности уходить из жизни с удовольствием и без боли давненько раздумывал. Только не знал, что именно у меня получится найти этот замечательный способ.

Вообще-то ни одно открытие не появляется случайно. Ни одна чума. Высшие силы регулируют количество народонаселения на земле. Напускают на людей эпидемии, сталкивают их в войнах… На месте оспы появляется СПИД. Там, где не взрывается бомба, возникает Чернобыль.

Я сделал своё открытие, когда пошёл в поле за телёнком.

Кто-нибудь замечал, как таинственно уходят из жизни кошки? Вот она есть, бегает, мурлычет. И, вдруг — пропала. Вы её ищете кругом, зовёте. Оставляете ей чашечку со свежесваренной мышкой, но — нет вашей Мурки. И нигде нет. Никаких следов. Испарилась.

И, да! Они испаряются! Я увидел это собственными глазами!

Я шёл за телёнком в поле, который по весне пасся недалеко от дома на весенней травке. И увидел соседского кота Корнета. Он сидел и грыз какую-то травку. А Кеншилик его уже двое суток искал. Говорил — пропал Корнет, наверное, собаки разорвали. Нет, не разорвали Корнета. Вот он, в бурьяне сидит, за обе щёки травку уплетает. Я направился к нему, стал звать. Оглянулся на меня лохматый кошак — и опять за своё. Присел я рядом на корточки, а рука моя… провалилась… в ничто… Будто и не было передо мной грязного лохматого Корнета. Более того, через несколько мгновений исчезло и изображение. Корнет пропал, растворился.

Тем не менее, кустик, который он обгрызал, остался на месте. Обгрызенный. Конечно, обгрызенный, я же видел, как его грыз Корнет. А Корнета не было…

На всякий случай я пощупал себя. У меня всё на месте. Нос, руки, ноги. Нос холодный — значит, всё нормально.

Внимательно осмотрел кустик, который обгрызал Корнет. Знаю я его. В конце мая часто встречаются они в степи. На стеблях как бы лёгкий пушок, мелкие цветочки в виде высоких бокалов для вина. Недолго они цветут. Как и всё в степи, стараются использовать весеннюю влагу, чтобы скорее показаться мошкам-опылителям, выносить семя, осыпаться и засохнуть, сгинуть до следующей весны.

Я сорвал остатки кустика. Походил по степи, нашёл ещё несколько.

Потом, уже дома, отнёс веточку в сарай, бросил кролику-производителю. Здоровенный такой у меня был, серый красавец.

Говорю «был», потому что не стало у меня производителя. Пропал. Исчез. Растворился. Ни клочка шерсти не осталось в клетке. Только круглые кролиные котяшечки…

Вечером зашёл ко мне друг, Сергей Георгиевич. Он работал в школе учителем биологии, образование своё получал при Советской власти, так что предмет свой знал, пестики с пистолетами не путал.