Стасик куда-то удалился, вернулся с чашками и тарелками, быстро накрыл на стол, отказавшись от моей помощи, и разлил водку в чашки.

— Ну, со свиданьицем.

Ирка подняла голову и сказала:

— А мне? — Встала с легким стоном и, пошатываясь, подошла к столу. Стасик налил ей красного. Ирка выпила и обвела присутствующих вполне осмысленным взглядом. — Ты кто? — спросила она меня.

— Василиса, — пожала я плечами.

— Знакомая, — зачастил Стасик, — у гастронома встретил. Вот — решили обмыть.

— А-а, — кивнула Ирка и уставилась на Тельняшку.

— А ты?

— Я? — вроде бы удивился тот и жалобно взглянул на Стасика.

— Да ты че? — заорал Стасик. — Это ж Кирюха, брат твой.

— Какой брат? — нахмурилась Ирка и еще выпила красного. — У меня один брат, на Сахалине.

— Ну так вот он! Уже две недели как приехал. Скажи, Кирюха?

— Приехал, — сказал тот и поспешно выпил водки.

Ирка пристально смотрела на него и вроде не верила.

— Неужто уже две недели пьем? — спросила она с сомнением.

— Ага, — подтвердил Стасик. — Как Кирюха приехал, так и пьем.

— Так и пьем, — согласился тот, нетвердой рукой подставляя чашку.

— А не похож ты на брата, — не унималась Ирка. — Брата я помню. Он у меня красавец. А ты? Чучело ты огородное. И нечего врать. А то брат, брат. Брата я своего, что ли, не знаю?

— Что ты привязалась к человеку? — обиделся за родственника Стасик, но Ирка вновь неодобрительно покачала головой:

— Не похож. Он на жулика похож… точно, тот тоже в тельняшке.

— Чего ты выдумываешь? — косясь на меня, спросил Стасик. — Какие жулики?

— А те самые, — возвысила Ирка голос, — которые тебя подбивали квартиру ограбить.

— Так тот не в тельняшке, на нем куртка была, джинсовая.

— Может, и была, — задумалась Ирка и упрямо повторила:

— А под ней тельняшка. — В этом месте она обвела глазами стол и вдруг заревела. — Значит, ограбил художника? Ах ты, дурак, я ли тебе не говорила, не лезь, чучело лесное, уж сиди возле меня. Какой из тебя грабитель? Ведь в тот же день заметут.

— Да никого я не грабил, — заорал Стасик так, что Ирка жалобно икнула, а родственник от неожиданности качнулся и упал со стула. Стасик кинулся поднимать его, а Ирка заплакала еще горше. Усадив родственника за стол, Стасик торопливо разлил водку, плеснул Ирке красного и сказал:

— За знакомство.

Ирка терла глаза кулаком и повторяла: «Посадят». Я сделала вид, что отхлебнула из чашки и поставила ее на стол.

— Угомонись ты, — потряс Стасик сожительницу за плечо. — Никого я не грабил. Вот тебе крест. И не собираюсь. С этими художниками только свяжись, придешь, а там квартира на сигнализации. — Упоминание о художнике почему-то насторожило меня.

— Кого ограбить-то хотели? — поинтересовалась я.

— Художника, — отозвалась Ирка. — О-очень известный. Не квартира, а музей.

— Как будто ты видела, — презрительно бросил Стасик и охотно принялся меня просвещать:

— Дня четыре назад пасусь я у гастронома. Ну, встретил дружков, присели на ящиках о жизни поговорить. Вдруг подходит к нам мужик и с ходу дает стольник. Мы — что, мол, да как, а он — купите, мужики, бутылку, поговорим. Ну выпили, а он и заявляет: дело, говорит, есть. Выгодное. Тут, говорит, неподалеку один художник живет, а у него картина. По виду мазня мазней, но дуракам нравится. И будто есть в городе такой человек, который за эту самую мазню готов дать две тысячи. Ну, мы послушали, покивали, а он опять про эту картину. Вроде художник выпить не дурак, а как напьется, так у него начисто отшибает память. У него, говорит, хоть всю квартиру выноси, не заметит. Одно плохо, живет с бабой, а та ужас какая злобная и всегда дома. Еще художник этот очень любит с простыми людьми знакомиться. И вроде нам проще пареной репы с ним сойтись, а когда в квартире бабы его не будет, картину стибрить. Говорил, пара пустяков.

— Ага, — вновь очнулась Ирка, — не успеешь оглянуться, и уже в тюрьме.

— Ты ее не слушай, — обиделся Стасик, обращаясь исключительно ко мне. — Ты меня слушай. Ну, поговорили, на следующий день он опять пришел, чтоб художника этого показать.

— Показал? — подала я голос, питая самые худшие подозрения, и они, конечно, оправдались.

— Показал. Гастроном на Спасской знаешь? Вот пришли туда, а этот, в джинсовой куртке, с нами не пошел, на машине отправился, в ней и сидел, пока художник не появился. Вот, скажу тебе, человек. Как мыслит. Мы его больше часа слушали… Серега даже заплакал… Разве можно такого человека грабить? Он с этим… мировым разумом запросто. На любой вопрос ответ знает, а объясняет так толково, куда твоему профессору. Я, конечно, сейчас уже не вспомню, о чем он там говорил, но ясное дело: гениальный человек.

— Это папа, — вздохнула я.

— Что? — не понял Стасик.

— Ничего, — вздохнула я повторно.

Стало ясно: папины разговоры о Филонове не прошли даром, какой-то дурак решил его ограбить. Лично я совсем не против, чтоб шедевр с надписью красным фломастером раз и навсегда исчез из нашей гостиной, но против ограбления категорически возражаю. Во-первых, это напугает Земфиру, во-вторых, не понравится папе. Мало мне своих бед, так теперь еще и это.

Но действительность оказалась даже хуже, чем я могла предположить. Стасик продолжил рассказ, и я узнала: благородные алкоголики наотрез отказались грабить моего гениального папулю, даже вознамерились предупредить его о вражьих кознях и с этой целью решили отыскать его, но папа, сверкнув ярким метеором возле гастронома, исчез, и следы его затерялись.