Но только на протяжении трех-четырех месяцев мы пользовались этими благами. Потом птицы улетали на юг.

По условиям промысла и вследствие того, что в темное время года трудно определить сорт пушнины, прием шкур песца и белого медведя был отнесен на весну.

Обычно прием пушнины и сырья от туземцев приурочивался к 1 мая. Этот день мы избирали не только потому, что наступала хорошая пора, но и для того, чтобы собрать всех туземцев к фактории, устроить для них празднество.

Они шли на нартах с севера, Блоссома, Гусиной и других мест. Обычно накануне первого мая у фактории собирались все туземцы. Вот подвижной Аньялик, весельчак и шутник Паля, медлительный Тагью, важный и большой Кивьяна и лучший стрелок и промышленник Таяна. Со многими приезжали жены и дети; иногда в становищах оставались только щенки да негодные в упряжь собаки; все люди приезжали на факторию.

Молодежь, приехавшая с ними, распрягала, устраивала собак, разгружала и ставила повыше нарты. Они собирались по двое-трое и рассказывали друг другу новости — о своем нехитром житье-бытье, о промысле. Пожилые охотники тем временем собирались в кухне, пили чай, закусывали с дороги и говорили о разных разностях из жизни зимовий. Неторопливо глотая кипяток и поедая немудрую снедь, они степенно повествовали каждый о своем, но одинаково интересном для всех. Часто, очень часто разговор прерывался смехом. Угрюмая, дикая природа не превратила их в угрюмых людей, они любят шутить и смеяться, несмотря на тяжелую, почти первобытную жизнь.

После того как все наедались и напивались, начиналось хождение из старого дома на радиостанцию и обратно. Мы всегда были рады приезду промышленников, поэтому они были желанными гостями. Начинались расспросы делового и шутейного характера, и не было им конца и края. Женщины шли к Власовой. Анна (Асенго), жена Павлова, знавшая сносно русский язык, служила посредником. Тут начинались разговоры чисто женского характера.

Промышленники шли ко мне, к врачу, к Павлову, разрешали разные большие и малые свои дела, но все для них одинаково важные.

Для эскимосов, приезжавших в бухту Роджерс, фактория, состоявшая из шести небольших строений, казалась громадным поселением, наполненным всякими благами культуры. Мне думается, что, приезжая к нам, они чувствовали приблизительно то же, что чувствует человек, впервые приехавший из глухой провинции в Москву. Нечто подобное иногда испытывали и мы сами. После того как неделями отсутствуешь, когда кроме палатки или, в лучшем случае, крошечной дымной юрты, совершенно занесенной снегом, ничего другого нет, и только записная книжка да приборы являются единственными свидетелями культуры, в таких случаях, возвращаясь домой, думалось радостно: «скоро будешь в тепле, в кругу людей, вещей, напоминающих о далеком материке».

В немногие дни, когда у нас гостили туземцы, на фактории становилось людно. То-и-дело хлопала дверь, стоял гул голосов. В кухне — нашей кают-компании, воздух был синим от дыма трубок. Раздавались звуки оркестра, томно ныла скрипка или плакала гавайская гитара, — это наш патефон вознаграждал себя за долгое вынужденное молчание. Но вот, мешаясь с патефоном, глухо, в медленном ритме рокотал туземный бубен, и под его аккомпанемент лилась незамысловатая мелодия. Сначала пел сам автор музыки и песни, но потом к голосу певца присоединились женские голоса, фальцетом подтягивающие запевале. Бубен рокотал все темпераментней, песня незаметно переходила в лихие возгласы и крики: это кто-либо из промышленников, раззадоренный бубном и песней, не утерпев, пускался в пляс.

Пляски туземцев самобытно-оригинальны. Они совершенно непохожи на пляски народов, живущих в средних широтах СССР. Жилище и суровый климат наложили на них глубокий отпечаток. Нам не случалось наблюдать массовых танцев туземцев на воздухе. В тесной юрте их также нет. Туземцы танцуют, как правило, «соло». Если иногда танцуют двое, то это танец двух солистов, а не хореографический дуэт. Теснота же повела к возникновению… «сидячего танца», когда человек танцует, сидя на полу, при чем этот вид танца значительно динамичнее, чем танцы стоя.

На вечеринках в средних широтах танцор иногда отказывается танцовать, потому что недостаточно места, негде «развернуться». Эскимосу для танцев в юрте нужно столько места, сколько занимают подошвы его сапог.

Танец состоит из движений торса и головы и плавных движений рук и чуть заметных приседаний. Каждый участок пола занят вещами и людьми, тут нет места для движения. Над головами сидящих достаточно места, и руки, часто удлиненные специальными перчатками, могут двигаться в любом направлении, не встречая препятствий. Женщины танцуют, как правило, молча, только сидящие аккомпанируют бубну подбадривающими выкриками и ударами в ладони рук. Мужчины танцуют более темпераментно, с лихими возгласами.

Эскимосы любят танцовать сами и смотреть, как танцуют другие. Едва только дети начинают крепко стоять на ногах, их приучают к танцу. Родители относятся к этому не как к пустяку, а как к серьезному делу. Они помогают ребенку овладеть всеми особенностями танца и гордятся, если их дети, по отзывам посторонних, хорошо танцуют.

Первого мая мы устраивали для туземцев в доме радиостанции кино. В жилой части рации Боганов снимал со всех кроватей одеяла, завешивал ими окна; из стола и табуреток устраивалось основание для проектора, из аппаратной тянулась временная проводка, и с чердака старого дома, где у нас была «фильмотека», приносились круглые коробки с картиной. На одной из стен вешался экран. Зрители рассаживались прямо на полу. Места, как правило, были не нумерованы и бесплатны, но зритель на острове Врангеля не особенно разборчив и в претензии на эти недостатки не был. Павлов обычно назначался переводчиком надписей, комментаторами были все желающие.