Несколькими минутами позже она окликнула меня.

— Смотри-ка, а лед-то движется!

— А ведь верно, пес его возьми, лед пошел.

— Вот что шумело. Вовсе не ветер, как ты думал.

Лед двигался с востока на запад, всей массой, за исключением нескольких десятков метров береговой полосы, сидевшей, как видно, на грунте.

Мы долго стояли, как зачарованные, наблюдая за льдом. Мимо нас медленно проплывали громадные торосы. Ледяные поля, изборожденные громадными морщинами, как тени двигались мимо нас. Движение колоссальных масс льда было почти бесшумным; только шуршание временами достигало значительной силы, но и оно временами падало почти до полной тишины. Это было так необычно, что казалось сном, а не действительностью.

Чему приписать эту форму взламывания льда? Можно сделать два предположения: или сильному ветру, поднявшемуся где-то к северо-востоку от острова и не задевшему его, или сильному течению, наблюдавшемуся в проливе между островами Врангеля и Геральд. Скорее всего последнее, так как общему движению льда с северо-востока мешает массив острова Геральд.

В остальные же годы лед окончательно взламывался помощью ветра северных румбов, больше всего норд-вестовых или чисто нордовых. После многих часов беспрерывной «работы» шторм нарушает связь ледяной коры с прибрежными частями острова. В таких случаях вся масса льда, насколько видит глаз, начинает медленно, но неуклонно отходить от берега.

Летом 1932 года мы ждали прихода судна со сменой, и нас особенно интересовал ледяной режим. Мы очень часто обсуждали вопрос о том, когда уйдет лед, как он уйдет, даст ли возможность судну пройти к острову.

17 июля мы работали в складе. Вытащили часть рухляди для просушки на солнце, — было совершенно тихо и тепло. Неожиданно с гор упал нордвест, с каждым часом крепчая. Через 2—3 часа ветер достиг силы шторма. Мы принуждены были прекратить работу и, убрав рухлядь в склад, обратили все внимание на море в надежде, что лед оторвет ветром.

Ожидания нас не обманули. Первоначально показалась узкая, как будто бы проведенная пером, чернильно-темная полоска. Она была настолько узка, что мы сразу не поняли, в чем дело, и только когда мы ясно заметили, что полоска стала расширяться, мы все возбужденно закричали: «лед оторвало! лед оторвало!» Значит, море у острова очистится от льдов.

Ветер продолжал свирепствовать, и я опасался, как бы он не произвел каких-либо разрушений на нашем складе. Полоса воды становилась все шире, уже начали плескаться волны, они появились у края льда и брызгались, а лед уходил все дальше и дальше. Из бухты начало уносить отдельные льдины и прибивать их к кромке уходящего льда.

Моторный вельбот и кунгас, груженые моржевым мясом, по пути к северу. Стоянка в лагуне р. «Нашей» (1930 г.).

Так хорошо начавшееся освобождение побережья от льда однако не закончилось так же хорошо. Зимой приблизительно в 10—15 километрах от острова почему-то происходило чрезвычайно интенсивное торосообразование. Лед был вздыблен в громадные торосистые гряды, идущие параллельно берегу. Торосы были так велики, что ни ветер, ни вода не могли ничего с ними сделать. Прибрежное поле льда, разрушенное, вешними водами и действием солнечных лучей, сдвинулось силой напора ветра, спрессовалось о торосистую гряду и дальше не пошло. Образовавшаяся широкая, до 4—5 километров, полынья воды после того, как ветер прекратился, начала постепенно покрываться разжимающимся льдом, пока не закрылась полностью. Это уже не был сплошной неподвижный лед. Это был крупно-битый, мятый лед, но ему некуда было деваться, и он все лето, пока судно, шедшее к нам, билось во льдах, носился в прибрежной полосе из стороны в сторону, постепенно мельчая.

Как только на море взламывался лед и очищалась бухта, начиналась навигация. Правда, и до этого мы плавали по бухте между льдинами на парусиновых каяках, кожаных байдарках, но главный вид нашего транспорта — вельботы — на воду не спускали. Как только бухта очищалась совершенно и лед на море взламывался, мы быстро спускали на воду моторный вельбот и выходили в первое пробное плавание для проверки мотора.

За неделю или больше до вскрытия моря мы между другими делами подготовляли и наши пловучие средства к работе: красили корпуса вельботов, собирали разобранный на зиму мотор, тщательно чистили его, притирали клапаны, устанавливали мотор на вельбот, пробовали. В общем, готовились к летней страде — охоте на моржа.

В это же время мы подготовляли и прочее промысловое снаряжение: точили гарпуны, готовили ремни, поки и прочее. Приводили все промысловое хозяйство в готовность, чтобы по самой первой воде можно было отправиться на промысел моржа.

У нас не было специального моториста. Правда, младший радист Боганов, бывший в то же время и мотористом радиостанции, имел некоторое представление о двигателях внутреннего сгорания, но он не мог уделять много времени и нашему мотору, и моржевой охоте, и другим надобностям островного хозяйства. Поэтому мне самому пришлось освоить обращение с мотором и превратиться в моториста. Но и я не всегда мог покинуть факторию. Чтобы не связывать промысел, я научил этому делу Павлова, а позже и промышленника Старцева.

Мотор на нашем вельботе был несложный, да и ученики были толковые. Двух-трех дней занятий с ними было достаточно, чтобы сделать их способными к самостоятельному обращению с мотором. Работали они не плохо. Мотор, привезенный нами в 1929 году без единой запасной части, работал безотказно все пять лет, и сдали мы его в 1934 году нашей смене вполне работоспособным и исправным.