В одиннадцатой главе анафематствуется тот, кто утверждает, что тело Господа без души или без ума, и не исповедует его совершенным во всем человеком. В изъяснении указывается на факты из земной жизни Господа, которыми устанавливается, что тело Христово не было без души и без ума: возмущение, печаль и туга — болезни души, а утомление и сон и поранение тела — немощи плоти. Поэтому возмущение, печаль и туга являются указанием ни на тело без души, ни на душу без ума, ни на непреложное Божество, ни на призрачность, ни на недостатки человеческой немощи. Но Слово в Себе Самом дало доказательство наших страстей, принявши на Себя страстное, как написано: „Сам Он принял немощи наши и понес болезни наши“(Иса. LIII, 4; Мф. VIII, 17).

В двенадцатой главе предается анафеме тот, кто говорит, что Христос явился миру призрачно и не исповедует его пришедшим во плоти. В пространном изъяснении автор выражает недоумение, как можно утверждать, что призрачно явился миру Христос, в Вифлееме родившийся, подвергшийся обрезанию, Симеоном носимый, двенадцать лет воспитываемый, повиновавшийся родителям, во Иордане крестившийся, пригвожденный на кресте и из мертвых восставший. Выражения о Нем: возмутился духом, опечалился душою, изъязвлен телом — указывают на его человеческую организацию, подверженную страстям. Он родился в Вифлееме по плоти, но богоприлично, воспитан был в Назарете богоявленно, восседал среди учителей и поражал своею мудростью, которая не соответствовала его телесному возрасту. Он крестился во Иордане, но не для того, чтобы Самому принять освящение, а чтобы другим даровать участие в освящении. Он был искушаем в пустыне, но не потому, что Сам подлежал искушению, а потому что хотел противопоставить искусителю наши искушения и тем показать тщетность усилий искусителя. Он выставляет не божественное начало, но Свою собственную плоть являет победительницей страдания, смерти и тления, чтобы чрез ту же плоть, чрез которую грех вошел в мир и чрез грех смерть царствовала над всеми людьми, осудить грех во плоти, победить начальника греха — искусителя, упразднить смерть, чтобы она не царствовала, во гробе тела уничтожить тление, явить Собою начаток воскресения, чтобы затем господствовало в мире начало правды и чтобы царство небесное благовествовалось людям и совершилось общение Бога с людьми.

В заключение автор приглашает прославить Отца, давшего Своего Единородного Сына за жизнь мира, прославить Духа Святаго, действующего, оживотворяющего нас и подающего дарования для общения с Богом, и не вдаваться в бесконечные стязания и словопрения, обращая ясное и простое слово веры в утонченные выражения. Нам не дано разуметь, как Сын Божий соделался человеком, ибо тайна эта велика; но должно веровать, что Сын Божий соделался человеком по Писаниям, что Он был видим на земле и обращался между людьми по Писаниям, по подобию, кроме греха, что Он умер за нас и воскрес из мертвых, как написано, и что Он вознесся на небо и сел одесную Отца, откуда придет судить живых и мертвых, как написано, чтобы из-за наших словопрений друг с другом кто-нибудь не похулил самого учения веры.

Вопрос об авторе этого произведения разными исследователями его решался различно. Беллярмин считал „Двенадцать глав о вере“не принадлежащими св. Григорию Чудотворцу. Лев Алляций не соглашается с ним и признает его подлинным произведением св. Григория. Он ссылается на свидетельство Свиды, который сообщает, что Григорий написал . Что здесь разумеются именно „Двенадцать глав о вере“, в этом Leo Allatius yбеждается на основании указания собирателя святоотеческих изречений о двух естествах во Христе, который, приводя из него слова, пишет, что он берет их . На основании этого Л. Алляций предполагает, что свое нынешнее заглавие произведение получило от деления на главы, но что автором ему дан был титул ; это ясно из того указания содержания произведения, которое предпослано ему: . [574] Lequien высказался в том смысле, что автором произведения был аполинарианин. [575] С другой стороны Фабриций [576] считал невозможным происхождение его от Аполинария или аполинарианина, так как в нем опровергаются не только мнения Нестория и Евтихия, но явно и самого Аполинария — в 10–11 главах. И. Дрэзеке, [577] взяв за точку отправления мнение Lequien’a, стремился не только доказать аполинарианский характер произведения, но и обосновать то свое положение, что автором его был друг Аполинария, аполинарианский епископ в Антиохии Виталий, а „Двенадцать глав о вере“и представляют собою написанное им исповедание веры, которое он составил для своего оправдания пред римским епископом Дамасом. Этим исповеданием веры вызвано было второе послание Григория Богослова к пресвитеру Клидонию. Взгляд И. Дрэзеке разобран Фр. Кс. Функом, [578] который основательно доказал крайнюю несостоятельность доводов И. Дрэзеке и антиаполинарианский характер произведения, из чего с несомненностью вытекает невозможность приписать его аполинарианину. С своей стороны он находит, что в произведении есть места, которые направлены против Нестория и Евтихия; а так как вызванные ими великие движения скорее могли дать повод к составлению такого рода произведения, чем заблуждение Аполинария, то, по его мнению, произведение написано не раньше второй половины V века, хотя он и соглашается, что уверенности относительно даты его нельзя достигнуть.

F. Lauchert [579] продолжил исследование „Двенадцати глав о вере“в том направлении, какое дано Фр. Кс. Функом, и на основании сравнения этого произведения с двумя книгами против Аполинария, усваиваемыми св. Афанасию Александрийскому, а также и другими антиаполинарианскими произведениями последних десятилетий ІV века, пришел к заключению, что произведение от начала до конца вращается в тех же мыслях, какие раскрываются в произведениях отцов IV века, направленных против Аполинария, и стоит в зависимости от двух книг против Аполинария; по намерению своего автора оно в целом своем объеме посвящено полемике против аполинарианства. Ввиду этого более вероятно, что оно и возникло тогда, когда эта полемика имела еще актуальный интерес, и таким образом принадлежит еще концу IV века; но остается возможность и позднейшего его происхождения.

В отношении к этому произведению нам не удалось привлечь каких-либо новых данных или же придти к новым заключениям; поэтому мы вынуждены в данном случае довольствоваться изложением результатов, достигнутых другими исследователями.

Может ли это произведение принадлежать св. Григорию Чудотворцу? Содержание его дает бесспорные основания для решительного отрицательного ответа. В настоящее время можно считать безусловно установленным антиаполинарианский характер произведения, так как оно стоит в ясном и теснейшем отношении к антиаполинарианской литературе конца IV века, главным образом к двум книгам „Против Аполинария“, приписываемым св. Афанасию Александрийскому, [580] и к посланию св, Афанасия В. к Епиктету, епископу Коринфскому, отчасти также к двум посланиям св. Григория Богослова к Клидонию и к Антирритику против Аполинария св. Григория Нисского. Чтобы оценить значение этого отношения для суждения о происхождении „Двенадцати глав о вере“, приведем наиболее яркие параллели как ко всему произведению, так и к отдельным анафематизмам [581] .

В первой книге „Против Аполинария“, § 2, автор пишет: „Отцы сказали, что Сын единосущен Отцу, есть истинный Бог от истинного Бога, совершенный от совершенного, а также, что Он для нашего спасения, снисшел, воплотился, вочеловечился, и потом пострадал и воскрес. Но чтобы, слыша о страдании и воскресении, не представил кто себе, будто бы Бог Слово изменяется, — угрожая осуждением, постановили они исповедывать непреложность и неизменяемость ( ; cp. гл. 9 Двенадцати глав о вере). Еретики же — или представляют себе изменяемость в Слове, или предполагают, что домостроительство страдания совершено только по видимости, называя плоть Христову то несозданною и небесною, то единосущною Божеству. Сверх того говорят, что во Христе, вместо внутреннего нашего человека, небесный ум; потому что Христос употреблял облекавший его внешний образ, как орудие, и невозможно Ему быть совершенным человеком. Ибо где совершенный человек, там и грех, и два совершенные не могут стать единым; иначе и во Христе, как и в нас, произойдет борьба греха, и Христос, подобно нам, будет иметь потребность в очищении, если и Он, соделавшись человеком, принял в Себя то, что в нас мыслит и движет телом. Напротив того, говорят еретики, Христос восприял на Себя неразумное, чтобы в сем неразумном Ему самому быть умом, и совершенно не вкусить греха, как по Божеству, так и по неразумной плоти“ [582] .

В послании св. Афанасия к Епиктету дается такое описание христологических заблуждений, которое заключает в себе целый ряд соприкосновений с „Двенадцатью главами о вере“. В послании (§ 2) св. Афанасий пишет: „Какой ад изрыгнул такую речь, что тело, рожденное от Марии, единосущно Божеству Слова, или что Слово преложилось в плоть, кости, волосы и в целое тело, и изменилось в собственном Своем естестве? Кто в Церкви, или вообще у христиан, слышал, что Господь понес на Себе тело по присвоению, а не по естеству так названное… Откуда еще некоторые взяли и изблевали нечестие, равное сказанному выше, а именно, что тело не позднее Божества Слова, но всегда было Ему совечно… Или как хотят называться христианами утверждающие, что Слово снизошло на святого человека, как на одного из пророков, а не само соделалось человеком, восприяв тело от Марии, и иной есть Христос, а иной — Божие Слово, прежде Марии и прежде веков сущий Отчий Сын? Или как могут быть христианами утверждающие, что иной есть Сын, а иной — Божие Слово“ [583] .