Фрагменты творений св. Григория Чудотворца еще не исследованы и даже не изданы в полном виде и те, которые известны. Их приходится собирать из разных изданий, где они большею частью помещаются случайно, без сообщения всех данных, необходимых для обстоятельного суждения о них.

а) Фрагменты догматического характера. Между фрагментами догматического содержания наиболее важное значение имеет фрагмент из беседы о Троице. Фрагмент извлечен кардиналом А. Маи из яковитского сборника „Вера отцов“(Fides Patrum) в арабском переводе [805] . В сборнике он надписывается: „Григорий Чудотворец, епископ Кесарии Каппадокийской, ближайший к апостолам, в своей беседе о Троице говорит так“.

В начале отрывка автор доказывает, что „Отец, Сын и Святый Дух“— не простые имена, которые впоследствии приданы Им, но действительные ипостаси. Здесь имена обозначают действительно существующее естество, как и в ином случае, когда мы говорим о „человеке“, — в последнем термине дано не простое обозначение, но общая людям сущность. Все лица — едино естество, едино существо, едина воля и называются Святой Троицей. Но Лице Сына представляет ту особенность, что Оно — соединенное из Божества и человечества, но так, что два составляют единое, причем Троица остается такою, какою и была. И с Лицами не происходит никакого изменения, — они вечны и безвременны. Но до воплощения Сына никто не мог познать их, — только Он открыл вечную и равночестную Троицу. Рождение Сына от Отца непостижимо и неизреченно: оно — духовно и потому не может быть постигнуто человеком — существом телесным. Мы знаем наше рождение и рождение других телесных существ; но духовный предмет выше условий человеческого бытия. Вообще человек, заключенный с шести сторон — с востока, запада, севера, юга, бездны и неба, не может постигнуть Того, Кто выше неба и ниже бездны, дальше севера и юга, находится везде и все наполняет. Если бы мы в состоянии были исследовать духовную сущность, то исчезла бы ее возвышенность. Мы не знаем, что происходит в нашем теле, не знаем, каким образом от сердца рождаются помышления, от языка — слова, — как же мы, мало зная о том, что в нас, можем постигнуть таинство несозданного Творца, которое превосходит всякий ум? Таким образом, кому должно считать подобным Того, Кого никто никогда не видел, чтобы отсюда знать его рождение? Мы без всякого сомнения знаем, что в нас есть душа, соединенная с телом, но кто видел свою душу? Кто мог разглядеть ее соединение с телом. Поэтому мы просто утверждаем и веруем, что Слово рождено от Отца, но не считаем исследованным и не знаем способа рождения: Оно прежде всякого творения, вечное от вечного, как источник от источника и свет от света.

Термин „Слово“имеет троякое значение: слово в мысли — ' , слово обнаруженное — и слово членораздельное — ; однако все они не ипостасны. Но Слово Божие есть сущность, с возвышенной и сильной природой, совечное Богу, неотделимое от Него и имеющее пребыть в вечном соединении с Ним. Это слово сотворило небо и землю, и в Нем создано все. Оно — мышца и сила Божия; вследствие неделимости Своей природы Оно никогда неотделимо от Отца и вместе с Отцом не имеет начала. Слово восприняло нашу сущность от Марии Девы. Поскольку оно духовно, Оно неотделимо от Отца, а поскольку Оно телесно, Оно нераздельно равно нам. В то же время, поскольку Оно духовно, Оно равно с Духом Святым. С воплощением Сына — Слова естество Святой Троицы осталось единым. A если кто верует, что вследствие восприятия Словом человечества произошло приращение в Троице, тот чужд нам и служению кафолической и апостольской Церкви.

А. Маи предполагает, что этот отрывок принадлежит к тому утраченному произведению св. Григория, о котором говорит св. Василий Великий и которое представляло разговор с язычником Элианом. Основанием для этого служила неточность в формулировке догматического учения и отчасти неясность выражений в отрывке. В. Риссель, вслед за A. Маи, считает возможным, что фрагмент взят из [806] . Напротив, О. Барденгевер считает несомненным, что этот фрагмент и с ним вся „Беседа о Троице“должны быть отвергнуты как не подлинные, потому что она ясно указывает на определения Халкидонского собора [807] .

Нельзя согласиться с мнением А. Маи и В. Рисселя относительно происхождения рассматриваемого отрывка из в виду того, что по своему содержанию он совершенно не отвечает тому представлению о трактате св. Григория, какое получается о нем из кратких сведений, сообщенных св. Василием Великим: автор входит в такие подробности таинственного учения о Троице, которые едва ли допустимы в беседе с язычником. Что св. Григорий в подобных случаях умел оставаться в области общих философских рассуждений, об этом в достаточной степени свидетельствует его трактат к Феопомпу о том, подлежит или не подлежит Бог страданию, где только в самом конце и при том очень кратко св. Григорий прилагает результаты пространного рассуждения к страданиям Иисуса Христа. Кроме того, в нем незаметно той сильной полемической окраски, на которую указывает св. Василий Великий. Ho, с другой стороны, нельзя признать несомненным и то категорическое утверждение, будто отрывок непременно предполагает определения Халкидонского собора. Выражения фрагмента относительно соединения во Христе двух естеств не имеют характерных признаков Халкидонского вероопределения; а попытки автора точнее выразить учение о Св. Троице не имеют той определенности, какой достигла эта часть христианской догматики у великих богословов IV века. Из этого нельзя, конечно, заключать о происхождении его непременно в до–никейский период; тем более, что подлежит сомнению возможность в III веке постановки вопроса о том, что вследствие восприятия Словом человеческого естества произошло приращение в Троице — впрочем, история этого вопроса не выяснена. Но общий характер приведенных автором соображений и в особенности его стремление уяснить природу Бога Слова, равно как и некоторое сходство в доказательствах и рассуждениях с посланием к Евагрию, дают основание придать значение надписанию фрагмента в арабской рукописи, и, по крайней мере, не отвергать его совершенно, оставив пока в разряде dubia.

2) Другой фрагмент догматического содержания найден К. Каспари в греческой рукописи Мюнхенской королевской библиотеки (cod. graec. Monac. DIX) XV века [808] ; в надписании фрагмента стоит имя св. Григория Чудотворца. Отрывок заключает учение о Св. Троице. Из того, что в нас — говорит автор, — можно познать и то, что выше нас. Ветхий и Новый завет проповедует единого Бога с Словом и Духом, — отсюда и Троица единосущная , и единица в Троице познается . Каким образом из того, что в нас, можно познать божественное, это он объясняет на основании анализа слов Быт, 2, 26: „сотворим человека по образу Нашему и по подобию“. Очевидно, в этих словах разумеется не видимое в человеке, а умопостигаемое, так как видимое сложно, а Бог прост. Умопостигаемое в человеке ум, слово и дух, — эти три в человеке равны и не могут быть отделены друг от друга, так как и ум рождает слово и слово движет ум, и ни ум не отделим от слова, ни слово от ума; но слово исходить из ума, когда в нем есть дух; при этом ум остается умом, рождая слово, и слово остается словом и дух остается духом. Так должно мыслить и относительно божественной сущности: Отец остается Отцом и не делается Сыном, и Сын остается Сыном и не есть Дух, и Дух остается Духом и не есть ни Сын, ни Отец, но Дух Святый. Отец рождает Сына и есть Отец, и рожденный Сын есть Слово и остается Сыном; подобным образом и Святый Дух, иже от Отца исходит (Иоан. 16, 23), есть Дух Святый, Которым все освящается. Итак, Отец, Сын и Святый Дух — Троица единосущная. И в нас три ипостаси — ум, слово и дух, — но один человек по умопостигаемому в трех ипостасях.

Этот фрагмент по своему содержанию и общему характеру напоминает предшествующий, но существенно отличается от него весьма определенно выраженным исповеданием „Троицы единосущной“, а также и большею уверенностью и определенностью богословских суждений; почему принадлежность его св. Григорию вызывает больше сомнений, чем первого фрагмента.

3–4) К фрагментам догматического характера относятся и два отрывка, сохранившиеся в сирийском переводе и напечатанные Питрой [809] . В первом речь идет о воплотившемся Сыне Божием; автор восклидает: „Сей есть Тот, Который некогда вывел первый народ из Египта; Сей есть Тот, Который в конце времен всех нас, т. е. человеческий род, свободил от смерти и вывел из преисподней; Сей есть Тот, Который, как овца, был закалаем и считался между овцами; но в конце времен Он Сам был заклан за нас: пасха наша пожрен бысть Христос (1 Kop. V, 7).

Во втором сказано: „Бог не подпадает власти природы; но чего хочет Бог, то и есть природа“.

Первый фрагмент по своему характеру и по тону напоминает приписанные св. Григорию беседы, в частности конец беседы на Богоявление, и вместе с ними должен быть признан не принадлежащим св. Григорию. Что касается второго фрагмента, то в нем заметно бесспорное родство с мыслями, высказанными св. Григорием в трактате к Феопомпу, и нет оснований возражать против действительной принадлежности его св. Григорию.