Я хватаю его за руку.

— Сколько лошадей, Томмо? Сколько их?

— Одна, — говорит он. — Похоже, што одна. И фургон.

— Тонтон? — спрашивает Эмми.

— Они обычно по одиночке не путешествуют, — замечает Маив.

Северная дорога проходит через красный лес. Отсюдова они и должны выйти. Мы выискиваем место, где можно было бы спрятатца. Два фруктовых дерева. Разбросанные валуны. Световая башня. Между перекрестком и поворотом северной дороги находитца большая каменная плита. Кто бы не шел, они должны будут проходить там.

Я гляжу на Маив, та глядит на меня.

— Давай уже сделаем это, — говорит она.

— Што сделаем? — спрашивает он.

— Я в игре, — говорю я Маив.

— Во што вы играете? — недоумевает Лью. — О чем вы вообще толкуете?

— Нам нужно на чем-то передвигатца, — говорит Маив. — И мы раздобудем себе транспорт. По моему сигналу, Лью с Сабой хватают лошадь. Томмо с Эмми прикрывают тылы. Я позабочусь о вознице. Если мне хоть, што-то не понравитца, мы все бросаем и уходим. Итак, все держим глаз востро. Оружие к бою. Двигаемся по моему сигналу.

Пока она говорит это, то снимает свою чалму и натягивает её на Гермеса, прикрывая ему глаза. А себе на рот и нос она натягивает свою косынку.

— Держись, — говорит Лью. — Там может оказатца одна лошадь, а может быть и десять.

— Не десять, — говорит Томмо.

— Ну, тогда пять! Мы же понятия не имеем сколько их там. Мы не знаем, кто это едет. Мы же не можем вот так просто ринутца в неизвестность, ничего не продумав. Нам нужно все обсудить! — Он хватаетца за уздечку Гермеса.

Маив сдергивает косынку.

— Нет, тебе нужно только слушать, — говорит она. — Это тебе не Серебряное озеро, а ты не папочка. Здесь настоящий мир, и люди, которые знают, што делать, и папочка в данный момент — это я. Поэтому. Как папа сказал, так и делаем. Если ты, конечно, не хочешь быть подстреленным.

Она ударяет Гермесу каблуками в бока и тот скачет галопом на позицию, за каменную плиту. Я дергаю Лью спрятатца за валуном. Лицо у него пунцовое. Губы плотно сжаты. Глаза пылают голубым пламенем.

— Да што она себе возомнила? — говорит он. — Какого черта? О чем это она болтала? Я никакой ни папочка. Вот, што я тебе скажу, я уже сыт по горло всякими камандиршами, включая тебя.

— Ты когда-нибудь разбойничал? — спрашиваю я. — Занимался конокрадством?

— Да не в жизни! Но не в этом дело...

— А дело в том, што нужно добратца до Безнадеги в следующему полнолунию, — говорю я. — А дело в том, што Маив знает, што она делает. Грабежи на дорогах, разбой и конокрадство, это по её части.

— А по моей части, штобы мы все остались живы, — говорит он. — Ты, я, Эми. Те двое могут хоть че делать, мне плевать. Поверить не могу, Саба. Мы же ехали в поисках хорошей жизни. У нас была общая цель. А теперь погляди на нас.

— Да, ладно тебе, — говорю я. — Ты должен признать, што это захватывающе.

— Это не по мне. Совсем, — говорит он.

— Не то, што принимать чаал, да? — говорю я. — Не то, што забавлятца с Мэг?

Не вбровь, а в глаз. Он отводит взгляд. Он закрывает свое лицо косынкой и чалмой.

Я делаю тоже самое. Мы ждем. Кто бы это не был, путешествует он не быстро.

Звук от медленного вращения колес становитца все громче и громче. Еще громче. Я наблюдаю из-за нашего валуна. Я все преисполнена надеждой. В поле зрения попадает желтая повозка со всяким хламом и тянет её...

— Это чертов верблюд! — шипит Лью.

Это действительно чертов рыжий верблюд с клочковатым рыжим мехом, который ел-еле волочит ноги и тащит позади себя шаткую повозку.

Возница поет. Когда он подъезжает поближе, мы слышим слова:

Всё то лето она — королевою сердца была.

Но, как только золотом стала листва,

Словно тень, ускользнула она от меня.

Моё сердце разбито теперь навсегда.

Они уже почти рядом с нами.

— Хээяя! — кричит Маив. Она ударяет Гермеса по бокам пятками. Они мчатца по тропе, прямо перед телегой. Гермес встает на дыбы, протестуя. Маив посильнее хватаетца коленями за Гермеса, держа в каждой руке по огнестрелу.

Возница сильно натягивает поводья.

— Тпру! — кричит он. — Кто это там, Моисей?!