Шрифт:
Бен с изменениями в себе свыкся быстро. Как оказалось, задатки у него и прежде имелись. Так что зря плакался Джей от лица местной медицины: есть, есть у них тут неуродливые мутанты с интересными способностями… И хорошо, что медики про них не знают, а то заигрались они со своей генетикой.
А ещё хорошо, что здешние генетически совершенные красотки так и не обратили внимания на заурядную — с их точки зрения — внешность Бена… Бхэнна — если бы Миль могла это произнести… Вспомнив его белобрысую, чуть лопоухую, очень загорелую личность, Миль против воли ощутила, как сладко ёкнуло у неё сердечко… И сейчас же откуда-то издалека пришла картинка: его серо-стальные глаза с тревожным вопросом — «Что?» «Нет-нет, ничего, просто соскучилась», — мысленно потянувшись навстречу и погладив светлый короткий ёршик его волос, ответила она. Тревога ушла из серых глаз, сменившись улыбкой и ответным ласковым прикосновением: «Я скоро…»
Джея отозвали из отпуска немного раньше срока, и он умчался на службу. Не умеющая врать Миль не представляла себе, как он может там работать с такими своими убеждениями, но ни словом не выразила недоумения: не ей его упрекать. А Бен пояснил, что это — лучшая работа, на какую может рассчитывать в Городе настоящий мужчина. И тоже отлучился по делам. Вот Миль и слонялась одна по квартире. В город её пока не брали. Очевидно, боялись шокировать. Поэтому она изучала городскую жизнь по выпускам новостей да по играм для детей. И уже в целом знала, как себя вести, чтобы не сильно выделяться в толпе. А что толпа будет, она не сомневалась: весь Город представлял собой одну большую толпу. Ещё бы, при такой-то скученности.
Численность населения Города составляла около полутора миллиардов. Раскинувшийся на целый континент (Континент, как звали его горожане), он не был перенаселён, хотя в нём жила большая часть человечества. Где-то на других, более подвергшихся заражению континентах и островах, обитало ещё какое-то количество людей, Диких племён, как их именовали в Городе. От Города они практически не зависели, разве что, выполняя свою часть Договора, вынуждены были регулярно присылать «для обучения и лечения» часть своих детей, получая за это кое-что нужное — технику, лекарства… Надо ли упоминать, что, если они этот пункт и соблюдали, то, разумеется, безо всякого восторга… И попадали в Город в основном мальчики… Потому что назад дети обычно не возвращались, а Племенам и самим надо было как-то выживать. Контроль шпионил, высылал Десант, тот налетал на школы и «изымал» всех, до кого дотягивался… Племена же своих детей старались спрятать, вступали в схватки… с переменным успехом, несмотря на техническое превосходство Города: отчаянная отвага, знание местности и кое-какие особые таланты пусть и не уравнивали шансы, но всё же не давали Городу выигрывать всухую. Вот только Город почти безболезненно мог позволить себе отдать сколько-то жизней в обмен на прилив свежей крови, а Племена теряли и жизни, и эту кровь невосполнимо… И покуда все попытки Диких заставить Контроль пересмотреть Договор приводили лишь к расплывчатым обещаниям.
Разумеется, информация эта не являлась открытой. Но информация на то и информация, чтобы просачиваться… Кто-то из горожан был в курсе, кто-то — догадывался об истинном положении, а кто-то просто закрывал на всё глаза и жил, как жилось. Снимались фильмы, писались тексты, ходили легенды, слухи и разговоры. И, хотя гнобить Диких как будто было выгодно всем горожанам, находились и у дикарей свои защитники среди горожан. Частью это были натурализованные дети Диких, иногда пытающиеся привлечь внимание горожан к судьбе сородичей, но хватало и своих «активистов», ратующих за справедливость, как они её видели…
Власти либерально не усердствовали в пресечении слухов, просто присматривали за активистами и делали своё дело по принципу «А Васька слушает, да ест». Видимо, считали, что какие-то развлечения и иллюзии народу всё же иметь полагалось. Патруль лишь следил, чтобы обходилось без кровопусканий и заметного ущерба Городу. Должно же преимущественно мужское население как-то стравливать пар… А то всё работа да бизнес… Семей у большинства нет — и нет даже шансов таковыми обзавестись… Большинство это рождалось, жило и умирало, так и не коснувшись реальной женщины. А куда девать заложенные природой инстинкты? Потребность самовыражения? Массовые игры, военно-спортивные и интеллектуальные, конечно, хороши, но оставалась потребность любить, защищать, беречь, быть кому-то надеждой и опорой…
И Медконтроль шёл настречу, если горожанин (не белого класса) заявлял о намерении стать горожанкой. Закрывал глаза на процветание гомосексуализма. Удачные женские особи, помимо деторождения, регулярно сдавали яйцеклетки, на основе которых производилось многочисленное, здоровое и красивое потомство — за что им, донорам, очень недурно платили. Широко пропагандировалось суррогатное материнство, когда неспособные зачать просто вынашивали чьё-то потомство. Центры репродукции создавали массы клонов и искусственников, которые от зачатия до рождения выращивались без участия женщин. В общем, Город, в отличие от Племён, как-то выкручивался. Во всяком случае, уличные человекопотоки его не сильно отличались от привычных глазу Миль, разве что детей, особенно маленьких, на улицах почти не было. Ещё бы. Такая ценность.
Миль без восторга смотрела на это кипение местной жизни. Неужели ей придётся провести весь остаток лет в подобных условиях? И пора начать приучать себя к мысли, что отныне этот Город — и её тоже? Чем больше Миль его узнавала, тем меньше он её устраивал. Она пыталась представить, что она — не гостья, а его гражданка, постоянная жительница, что ежедневно ходит по его улицам, привыкает к его домам, к его людям. Что любит небо этого густого оттенка, этот воздух с этими запахами, эти странные растения и страшных животных… эту их нелепую выпуклую Луну… Что обучается одной из нужных Городу профессий, выходит замуж за одного из мужчин Города и рожает Городу детей…
А вот фиг! Не могла она этого вообразить! Всё нутро переворачивалось от такой мысли! Хотя… за то, что в этом Городе есть Бен, она многое готова была ему простить…
Отсюда, с высоты, Город, конечно, вполне красив. И даже воздух уже не столь странен, во всяком случае, он чист и свеж. И свет солнца, хотя и чуть ярче, чем она привыкла, но всё же почти так же золотист. И небо, хотя чуть темнее и ниже, но всё-таки синее. И, если чувства ей не врут, а сила тяжести совсем на чуть-чуть, но меньше. То-то они тут такие все высокие… И Бог с ней, с их громадной медно-жёлтой Луной и её пятнами. Но вот рожать этому Городу детей она не желала. Не верила она ему настолько, не чувствовала себя здесь ни хозяйкой, ни гостьей, ни дочерью… А вот пленницей — да, такое ощущение было. И ещё казалось порой, что и Город всматривается, чего-то ждёт насторожённо и недоверчиво…