– Зря стараешься, он ничегошеньки не понял.

– Я понял, – разозлился Никита, косясь на меня. – Ты, гаденыш, издеваешься, что ли?

– Нет, – все так же серьезно ответил Илья. – Ваша любовь заслуживает уважения.

– Ты можешь говорить по-человечески?

– Попробую. Между мной и вашей девушкой ничего нет. Это понятно?

– Вполне. Топай, очкарик, загостился.

– Ты так и не рассказал, как меня нашел, – напомнила я, желая сменить тему. Ответ мне был без надобности, и так ясно. Если Серый проболтался о паспорте, значит, сообщил фамилию, под которой я сюда отправилась.

– А чего тут рассказывать? Приехал, мотался по гостиницам, в этой мне повезло. Если не считать, что ты проводишь время с двумя мужиками, один из которых мент в дурацкой шляпе, а другой строит из себя умника. Ты еще здесь? – прикрикнул он на Илью и повернулся ко мне: – Собирай манатки, поехали домой.

Илья направился к двери, но, проходя мимо меня, притормозил.

– Вы не поняли главного: у вашей девушки большие неприятности.

– Разберусь, – буркнул Никита.

Илья ушел, а я побросала вещи в рюкзак.

– Это все? – удивился Никита. – Обычно тебе трех чемоданов не хватает. И что за дерьмо ты нацепила? Милая, меня это пугает. Что происходит, черт возьми?

– У меня две новости: одну ты слышал, это насчет неприятностей, вторая – я не могу уехать из этого города. По крайней мере, сейчас.

– Что значит не могу? – растерялся Никита.

– То и значит. Поезжай домой, обещаю вернуться как можно скорее.

– И у тебя язык поворачивается говорить мне такое? – покачал он головой. – Что у тебя с этим очкариком?

– Прекрати.

– Тогда в чем дело?

– В трех убийствах. Так вышло, что мне надо понять, кто убил и по какой причине.

Никита задумался, потом вздохнул:

– Надо так надо. Будем разбираться. Но в этой гостинице я жить отказываюсь. Это ж полное дерьмо. И тебе здесь не место. Поехали, поищем что-нибудь подходящее.

Спорить было бесполезно, я сдала номер. Выходя из гостиницы, на стоянке увидела машину Никиты, направилась к ней.

– Начинай рассказывать, – предложил Никита.

– Это очень долгая история. И она подождет.

Он покачал головой и устроился за рулем.

Через час мы уже обедали в ресторане лучшей гостиницы города. Никита попытался завести разговор о моих неприятностях, но я увиливала от ответа. Еда всегда действовала на него умиротворяюще. Он уже несколько лет был травоядным и страшно этим гордился. Вина тоже не пил, предпочитая воду. Вообще Никита занятный парень. Мозгов у него маловато, к тому же он страшный зануда, зато с Никитой все ясно: он всегда на моей стороне. Еще совсем недавно меня это бесило, а сейчас я была рада, что он сидит напротив, хотя его появление и создает дополнительные трудности. А еще я испытывала неловкость, натыкаясь на его взгляд, что поначалу вызвало у меня удивление и досаду. Поняв причину неловкости, я стала на чем свет костить себя за то, что легла в постель с Ильей. Делу это не помогло, а душевного спокойствия лишило. Утром в номере, слушая рассказ Никиты, я вдруг увидела нашу историю совсем иначе, и собственная роль показалась мне не особенно привлекательной. За долгие годы я так привыкла к его молчаливому обожанию, что давно перестала ценить Никиту и зачастую сетовала, что не могу избавиться от него. А что, собственно, я могла предложить ему? Свою красоту? Товар ходовой, но скоропортящийся. Придется поразмыслить над этим.

– О чем ты думаешь? – спросил Никита, приглядываясь ко мне.

– О тебе, естественно.

– И что ты обо мне думаешь?

– Мне повезло.

– Еще бы.

– Я говорила, что люблю тебя?

– Ни разу. «Я скучаю» и «ты забавный» не считается.

– Ну, так слушай. Я тебя люблю.

– Врешь.

– Нет.

– Тогда скажи еще раз.

– Я тебя люблю.

– Ушам своим не верю. Знаешь, чего я хочу больше всего на свете?

– Знаю, – кивнула я, поднимаясь. – Идем в номер.

– Ну и история, – сказал Никита, он сидел в кресле с полотенцем на бедрах и прихлебывал минералку из бутылки. Если бы не обычное придурковатое выражение на лице, Никиту вполне можно было бы назвать красивым той особой мужской красотой, которая определяется не чертами лица, правильными или не очень, а внутренней убежденностью, что ему сам черт не брат. Как-то от безделья я попыталась классифицировать мужчин по видам и Никиту, несмотря на доброе сердце, отнесла к хищникам. В его мире все было просто и ясно: нападай первым. Если не рассчитываешь на скорую победу, затаись и выжди. Поражение такие, как он, воспринимают без лишних эмоций. Залижи раны и снова в атаку. Есть женщины, которые без ума от подобных типов. Себя я к ним никогда не причисляла и непременно бы сбежала, не будь этой его нелепой, долгой и бесконечно трогательной любви ко мне. И сейчас, разглядывая Никиту, я чувствую себя в абсолютной безопасности, не ожидая подвоха. Даже его беспросветная дремучесть совсем меня не злит. Хватит в семье одного умника.

Я лежала, прикрывшись простыней, и лениво потягивалась. Никита наблюдал за мной с интересом, который быстро сменило желание. Блуждающий огонек в его глазах намекал на то, что в кресле он будет оставаться недолго. Я ничего не имела против, хоть и испытывала усталость, но это была приятная усталость. Всякий раз, оказываясь с ним в постели, я с удивлением понимала, что абсолютно счастлива, и стыдилась признаться в этом. Любовь, по моему мнению, это родство душ, а мы с Никитой были существами с разных планет. Я ко всему подходила с позиции здравого смысла, а он на него плевать хотел. Точнее, здравый смысл являлся для него понятием столь же мутным, как и теория относительности. Никита всегда делал то, что хотел, особо не мудрствуя и не заботясь о том, что в результате получится. Совсем недавно меня это просто бесило. Я считала то, что испытываю к нему, чистой физиологией. Потребовалась встреча с Ильей, чтобы взглянуть на кое-какие вещи иначе. Однако, несмотря на угрызения совести, я поспешила оказаться с Никитой в постели с одной целью: в очередной раз запудрить ему мозги, что было вовсе не сложно, и вынудить не вмешиваться в мои дела. Конечно, на то, что он уедет, оставив меня здесь, рассчитывать не приходится, но если приложить усилия, он согласится задержаться в городе еще на некоторое время. Против ожидания, процесс запудривания мозгов прошел не очень гладко. В перерывах между бурными демонстрациями любви Никита твердил, как заведенный: