Время шло. Огонь разгорелся, и свечка истаивала быстро. Мира всё боялась взглянуть на ветвь Винсента и смотрела на отражение светлого ореола пламени. Он долго следила, как оно дрожит, но не рассеивается, а словно наливается теплом горящей свечи, и воспоминание, спрятанное глубже всех в памяти, явилось ей.

...Там, в чистом красивом доме, вампирша впервые увидела... уход души. И это было - как пламя свечки, как столбик бледного утреннего света, вырвавшийся из-за приоткрытой шторы. Нет, не галлюцинация: её друзья-вампиры также видели это. Страх, удивление, благоговение отражались на их бледных чистых лицах... До того Мира не верила ни в душу, ни в посмертную жизнь. Так было легче: всё лишь пыль, прах, её преступления, вампирский образ жизни ничего не весят, ничего не значат в бессмысленном мире. Теперь же, увидев, поверив, ни она, ни друзья не могли вынести тяжести их пути. "Слуги Бездны!
– кричало всё вокруг.
– Ужасен ваш путь!"

Вспомнив это, Мира нашла в себе силы взглянуть на ветвь проклятия Винсента... Увиденное при последней вспышке пламени не ужаснуло её, но и не принесло покоя.

Эта ветвь была... другой: тонкой, но сильной, сильнее всех остальных. Все питающие сосуды деревца были устремлены в неё - может, оттого она выглядела крепче других? Путь Винсента не был замаран кровью. Он был чист - но чист слишком, безупречно! Что-то не так...

Свечка погасла, и образ деревца-проклятия исчез. Мира не стала зажигать новую свечу. Что-то внутри неё отчаянно вопило: "Довольно! Довольно!"

Вампирша провела ладонями по лицу, будто умывалась. Она прошла до двери гостиной и толкнула её.

Мебели в комнате не было совсем. Белые прямоугольники, завешенные тканью, по-простому прислонены к стенам. Картины. Вампирша уверенно остановилась у одной из самых больших, последнее воспоминание вело её. Сняла ткань:

"Закончил он её, или нет?"

Оказалось, закончил. Мира на секунду зажмурилась. Краски на картине были яркими, словно рассвет уже наступил. Она даже обернулась к окну, ища источник этого непонятного света. Но за ним - тьма, и ночь ещё не скоро уступит место дню. Источником света была сама картина.

Рассвет. Небывалое солнце вставало над Кардой, цитаделью вампиров. Знакомой рваной линии гор на горизонте не было - их вершины растворялись в ослепительно белом небе. Белыми были и стены домов старой Карды - точно выбеленные временем кости. Незнакомый Несс струился рекой расплавленного золота. Невидимое солнце царило над этим миром; оно восхищало и ужасало одновременно: всё тонуло в его сиянии. Солнце поглощало мир. Нет: сам мир стремился стать солнцем...

Мира побродила по гостиной, потом снова остановилась у открытой картины, легонько коснулась её ладонью:

"Ты вернёшься в мир живых, мой мальчик. Обещаю".

– Посвятить вампиршу в охотники! Такого не бывало за все годы существования Ордена, - герцог Крас возмущался, но наигранно, ведь вопрос посвящения Миры был решён намедни, и сам герцог подписал приказ о нём.

– Точно также впервые за все годы существования Ордена поступил приказ о поиске Избранного, Dominus. Отдали его вы, - вежливо напомнил Латэ.
– Экстраординарные задачи требуют экстраординарных решений.

– Скорее, экстравагантных, Филипп!
– герцог усмехнулся и сел обратно в кресло.
– Примут ли леди Вако рядовые адепты?
– уже миролюбиво спросил он.

– Да. Тренировки сослужили нам хорошую службу, - Латэ отвернулся к окну, скрывая от Красы уставшие, слезящиеся и лживые глаза. Крас обманывался и, похоже, был рад обманываться в лояльности главы Ордена. Или этот Арденс лишь притворяется?

– Помощь вампирши в поисках Дара необходима нам, - на всякий случай заметил глава.

– К сожалению. Не много ли доверия к carere morte?

– Мира не вполне carere morte, Dominus. Её пропускает Покров. Только благодаря вампирше в своё время удалось спасти Избранного от Конора, владыки Низших.

– Я боюсь нового предательства, Филипп.

– Мира Вако предана своей идее - найти Дар.

– Она может попытаться забрать Избранного себе...

– Зачем ей Избранный?
– Латэ помолчал.
– Это будет уже не тот Избранный! Не Линтер!

– И всё-таки это возможно.

– На этом пути вампирша будет одна и скоро проиграет.

– Одна ли, Филипп?
– глаза Краса блеснули. Он вновь поднялся из кресла, рванулся к столу декана. Его лицо склонилось к лицу Латэ, так, что глава услышал прерывистое дыхание старшего из ныне живущих Арденсов.
– Я думаю, ты симпатизируешь её цели, Филипп! Ты... и не только ты!

– Вы внушаете мне мысль о бунте, Dominus?
– Латэ натянуто засмеялся.
– Уверяю вас, ничего подобного...