В девять часов Доусон выскользнула из-под москитной сетки. Через несколько минут Холли присоединилась к ней в соседней комнате, соблазнившись запахом свежего кофе. Они развернули стол, сели друг против друга и стали переговариваться шепотом. Сначала они обсуждали Человека с мачете. Прошлой ночью это была тема номер один — слухи о нем уже расползлись по всему острову. Но после того, как она была исчерпана, Холли перевела разговор на Пандера.

— Наш новый сосед дежурил около ворот, когда я возвращалась домой ночью, — сказала она. — Знаешь, о чем мы говорили?

— О превратностях любви?

Холли присвистнула и провела рукой над головой, показывая Доусон, что та не угадала.

— Нет, о тебе. Он сказал, что ты самое замечательное, что есть на свете, после белого хлеба.

— Правда? — Доусон покраснела.

— Да. Ты ведь еще не спала с ним?

— Мы только поцеловались на прощание.

Холли поморщила нос, как будто ее подруга призналась в том, что ест червей.

— А что тебе не нравится? — спросила Доусон. — Он добрый, умный, внимательный…

— Но его не назовешь мужчиной из девичьих грез.

— Внешность не главное, моя дорогая. По сравнению с моим лучшим любовником Пандер выглядит просто как Брэд Питт. А если уж на то пошло, то самый плохой любовник в моей жизни был очень похож на Брэда Питта.

— Значит, ты собираешься?

— Что собираюсь?

— Спать с ним.

— Это не твое дело.

— Да ладно, скажи.

— На данный момент я колеблюсь. Сорок против шестидесяти.

— И что ты имеешь против?

— Он полицейский.

— А за?

— Он чертовски здорово целуется.

В субботу вечером новые соседи Пандера помогли ему вытащить из сарая для должников матрац из пенокартона и спальный мешок, а затем отнести их в мансарду. Потом они дали ему спираль для отпугивания москитов, которую он закрепил на подоконнике у изголовья кровати. По окончании дежурства Пандер крепко уснул, а когда проснулся в воскресенье утром, спираль уже сгорела дотла, а предрассветное небо было серым. Он приподнялся на локтях и увидел, как звезды зажигаются и гаснут на горизонте, а потом из мглы перед ним возник луг, широкий, мокрый и зеленый, с дождевым деревом посередине, усыпанным росой, сверкавшей, как битое стекло.

Через тонкие стены дома он чувствовал наступление рассвета. Это было сродни наркотическому кайфу, только без марихуаны. «А я ведь могу привыкнуть к этому, — подумал он, снова укладываясь и пытаясь взбить круглую диванную думочку, которую использовал вместо подушки. — Влюбиться в хорошую женщину, например, в Доусон, установить спутниковую антенну. Мне будет несложно здесь освоиться».

Пандер снова уснул. Второй раз его разбудил мочевой пузырь. «В удобствах на улице тоже есть свои преимущества», — подумал он и, надев одолженный у Джулиана халат и взяв свою дорожную сумку и одно из полотенец, которые дала ему Зигги, направился в крапауд.

Человек, представившийся ему вчера как Хитрец Роджерс, стоял около раковины. «Наверное, он только что закончил чистить зубы», — решил Пандер. Густую, как у капитана Каценджаммера, [9] бороду этот мужчина, судя по всему, давно не брил.

— Вы привыкнете к запаху, — крикнул Роджерс, когда Пандер вошел в одну из кабинок. — И не волнуйтесь по поводу навозных угрей. Они редко выбираются на поверхность.

Усаживаясь на холодное деревянное сиденье унитаза, Пандер уверял себя в том, что навозных угрей не существует, но его задница была другого мнения.

Если верить табличке, прикрепленной на фасаде здания, первую лютеранскую церковь построили в 1750 году, в то время как белая колокольня с открытым куполом в григорианском стиле, обитая махагони, была возведена в 1798-м.

— Я нормально выгляжу? — шепотом спросила Холли Пандера, когда они присоединились к собравшейся у дверей толпе. На ней было короткое облегающее черное платье для коктейля — единственная черная вещь в ее гардеробе, — и она взяла у знакомых черный свитер, чтобы закрыть голые руки и плечи.

Джулиан и Зигги сидели неподалеку от первого ряда. Пандер снял панаму и расположился на последней скамье. Провожающие интересовали его больше, чем сама церемония.

— Вы чудесно выглядите, — сказал он Холли, когда она села рядом.

Она натянула подол платья на свои бедра, насколько это было возможно.

— Я имела в виду, уместна ли моя одежда?

— Держитесь со мной, и никто этого не заметит.

Для церемонии Доусон принесла Пандеру черный пиджак Энди Арина. Все выглядело вполне пристойно, если не пытаться застегнуть пуговицы. Пандер никогда раньше не надевал одежду одной жертвы на похороны другой, но сейчас у него просто не оставалось выбора.