– Но у нас здесь при коммунизме такое изобилие продуктов, что мы перестали в них нуждаться, - вернулся к своему политическому ликбезу Молотов.

– Переход количества в качество, - объяснил Ильич.

– Какой-то непонятный вывод напрашивается, - попытался потереть себе призрачный лоб интеллигент.
– Если человек не получает совсем никаких материальных благ – это свидетельство того, что он живет при коммунизме?!

– Именно, батенька!
– подтвердил Ульянов.
– С одним большим добавлением: никто вообще ничего не получает! У всех и так все есть!

– Мы до коммунизма, слава Господу, на земле не дожили, а вот детей жалко, - заплакал кто-то из зоны царской России.

– А вот я в Программе партии читал, что, если в других странах увидят, что мы лучше их живем, пойдут за нами, - не унимался интеллигент.

– «Вы п-повторяете хрущевщину, - поморщился Молотов.
– Это п-потребительство, да еще национализм. Если б большевики ждали, когда все станут г-грамотными, у нас и революции не было бы. Рабочие в западных странах живут л-лучше, чем мы, потому что буржуазия ограбила другие страны, не только свои. Десять р-рабов на одного англичанина. Рабочая аристократия. Если мы б-будем ждать или рассчитывать, что прежде поднимем свой уровень, а потом будут на нас равняться, мы не коммунисты, а националисты, которые з-занимаются только своими делами. Это хуже, чем х-хрущевщина, это утопизм».

– Если у них так плохо, а у нас так хорошо, то почему у нас так плохо, а у них так хорошо?
– задался вечным российским вопросом интеллигент.

– Все это очень интересно, товарищи, - не вытерпел сексманьяк, - но почему именно при коммунизме мы так мучаемся?! Ведь должны же быть счастливы и довольны, при таком-то строе, а нам так хреново!

Ходоки начали оживленный обмен мнениями на поднятую их товарищем тему:

– Мы сегодня, оказывается, уже живем лучше, чем завтра!

– Так плохо, но боюсь: будет еще хуже, - сформулировал мысль какой-то пессимист.

– Так плохо, что хуже быть не может!
– опроверг его оптимист.

– Ишь, как запели!
– прервала их какая-то женщина.
– А зачем этот мерзкий Октябрьский переворот устраивали?! Я ведь русский народ предупреждала еще тогда, чем все кончится! Послушайте еще раз мое стихотворение «Веселье»:

«Блевотина войны – октябрьское веселье!

От этого зловонного вина

Как было омерзительно твое похмелье,

О бедная, о грешная страна!

Какому дьяволу, какому псу в угоду,

Каким кошмарным обуянный сном

Народ, безумствуя, убил свою свободу,

И даже не убил – засек кнутом?

Смеются дьяволы и псы над рабьей свалкой,

Смеются пушки, разевая рты...

И скоро в старый хлев ты будешь загнан палкой,

Народ, не уважающий святынь!»

– Действительно, я смеюсь!
– загоготал довольный Сатана.

– Опять вещают вражеские голоса, - поморщился Сталин.

– Кто это?
– спросил Ельцин.

– Великая поэтесса Зинаида Гиппиус, - ответил философ.
– Постоянно из нашей с нею общей Зоны Творческих Душ обличает большевиков. Жаль только, что ее, как и при жизни, мало кто слушает. Видишь, вон, Молотов и бровью не повел, токует себе, как тетерев! Хотя и Ленин, и Сталин, знатоки поэзии, страдают от великих и, главное, справедливых стихов очень сильно...

– Какой н-несознательный товарищ!
– критиковал тем временем сексманьяка Вячеслав Михайлович.
– Расскажу вам х-характерный эпизод из своей жизни. «Помню: м-метель, снег валит, мы идем со Сталиным вдоль Манежа. Это еще охраны не б-было. Сталин в шубе, в-валенках, ушанке. Никто его не узнает. Вдруг какой-то нищий к нам п-прицепился: «Подайте, г-господа хорошие!». Сталин полез в карман, достал д-десятку, дал ему, и пошли дальше. А нищий нам в-вслед: «У, буржуи проклятые!»

– Я потом смеялся: «Вот и пойми наш народ! Мало дашь – плохо, много – тоже плохо!» И сделал для себя выводы, - многозначительно сказал Иосиф Виссарионович.

– Постойте, товарищи, не сводите все к национальным психологическим особенностям советских людей, здесь проблема гораздо глубже, и ответ должен быть теоретически обоснован. Скажите, друзья мои, - обратился Ильич к ходокам, - где вы слышали или читали, что отдельные индивидуумы при коммунизме не будут мучиться?! Не все общество в целом – оно будет архисчастливым, а конкретные его члены, рядовые звенья, так сказать. Я этого никогда и нигде не писал! Товарищи Маркс и Энгельс, а вы?

– Мы о таком не то что не писали – даже не думали, - отозвался классический во всех смыслах дуэт.

– Господа Маркс и Энгельс, у вас есть случай сказать: «Пролетарии всех стран, извините!» - призвал Ницше. Ленин взглядом попытался его уничтожить, не преуспел и продолжил опрос:

– Товарищ Сталин?

– Я о мучениях, конечно, много и плодотворно размышлял – но в несколько ином плане, и уж, естественно, свои мысли не обнародовал, - сделал полупризнание «дядюшка Джо».

– Видите, товарищи, в чем дело. Вы раньше совершили немало ошибок и скверных поступков, поэтому теперь страдаете от угрызений совести. И коммунизм здесь ни при чем...