– Зато я остался непобедимым!

– Врешь! Под Вязьмой 5-я армия, входившая в состав твоего фронта, была почти полностью уничтожена! И разве ты не несешь ответственности за поражения летом и осенью 1941 года, когда служил начальником Генерального штаба?

– Тебе хорошо говорить – ты на протяжении почти всей своей карьеры был сам себе начальник, а я выполнял дурацкие и самоубийственные приказы партийного руководства, ничего не смыслящего в военном деле!

... Через несколько дней после начала войны члены Политбюро приехали в наркомат обороны. Войдя в кабинет Тимошенко, Сталин тут же заявил, что они прибыли для ознакомления на месте с поступающими сообщениями с фронтов и выработки дополнительных мер. По знаку наркома в кабинете остались Жуков и Ватутин, заместитель Георгия Константиновича.

– «Ну что там под Минском? Положение не стабилизировалось?» - спросил Генсек начальника Генштаба.

– «Я еще не готов докладывать».

– «Вы обязаны постоянно видеть все как на ладони и держать нас в курсе событий, сейчас Вы просто боитесь сообщать нам правду».

Жуков, будучи еще до приезда членов Политбюро во взбешенном состоянии, не выдержал:

– «Товарищ Сталин, разрешите нам продолжать работу».

– «Может, мы вам мешаем?» - съехидничал Берия.

– «Вы знаете, обстановка на фронтах критическая, командующие ждут от наркомата указаний, и потому лучше, если мы сделаем это сами – наркомат и Генштаб».

– «Указания можем дать и мы», - огрызнулся Лаврентий Павлович.

– «Если сумеете – дайте», - не уступал Георгий Константинович.

– «Если партия поручит – дадим», - стоял на своем Берия.

– «Это если поручит, - не меняя резкости тона, ответил начальник Генштаба, - а пока дело поручено нам».

Наступила пауза. Жуков подошел к Хозяину:

– «Извините меня за резкость, товарищ Сталин, мы безусловно разберемся, приедем в Кремль и доложим обстановку».

Генсек посмотрел на Тимошенко.

– «Товарищ Сталин, мы обязаны сейчас в первую очередь думать, как помочь фронтам, а потом уже вас информировать», - сказал Тимошенко.

– «Вы делаете грубую ошибку, отделяя себя от нас... о помощи фронтам надо думать вместе, - ответил Коба. Затем обвел удрученным взглядом членов Политбюро и сказал: - Действительно, пускай они сами сначала разберутся, поедемте, товарищи».

И первым вышел из кабинета. Выходя из наркомата обороны, он всердцах бросил: «Ленин создал наше государство, а мы все его просрали».

– Вот откуда наши поражения – истинные катастрофы, крупнейшие в мировой истории!
– разгорячился Маршал Победы.
– Под Сталинградом попали в окружение 230 тысяч немцев, итальянцев, румын, в плен – 93 тысячи. Это все знают. Но у нас предпочитают не вспоминать, что под Киевом оказались в «котле» почти 2 миллиона советских солдат, а в плену – 660 тысяч! Ненамного меньше потери были под Минском в том же 1941-м году и под Харьковым – летом 1942-го! И это все – благодаря Вашему «мудрому» руководству, товарищ Сталин! За то, что я настаивал на отводе войск из киевской западни, Вы меня сняли с должности начальника Генштаба!

– Никто не отрицает Ваших способностей и заслуг, товарищ Жуков, - в бешенстве процедил Хозяин, - но нельзя отрицать то, что Вы любите привирать и преувеличивать свои достижения. Почему Вы в своих мемуарах нарисовали меня подлинно великим стратегом, раз сами так не считаете?

– В начале войны Вы были скверным военачальником и не знали военной науки. Доказательство тому – Ваша критика в адрес выдающихся немецких генералов. «Мы обязаны с точки зрения интересов нашего дела и военной науки, - писали Вы, - раскритиковать не только Клаузевица, но и Мольтке, Шлиффена, Людендорфа, Кейтеля и других носителей военной идеологии в Германии». Перечисленные Вами генерал-фельдмаршалы были не только идеологами германского милитаризма, но и высшими военными руководителями Германии от франко-прусской до Второй мировой войны, одержавшие множество побед. «Нужно покончить с незаслуженным уважением к военным авторитетам Германии, - отмечали Вы.
– Что касается, в частности, Клаузевица, то он, конечно, устарел. Смешно теперь брать уроки у Клаузевица». Учиться не смешно ни у кого, кто обладает знаниями и опытом, и в годы Отечественной войны мы, советские полководцы многому научились у своих противников. Весьма небрежно Вы отозвались даже об Энгельсе, «ошибочные оценки которого незачем отстаивать с пеной у рта».

На практике Ваше невежество привело к катастрофам 1941-1942 годов. Ваша жесткая система контроля над армией не допускала самостоятельных действий генералов и маршалов. Полководцем в этой системе могли быть только Вы сами, равно как и Гитлер лично принимал все важнейшие стратегические решения. Но Вы, к несчастью, полководческим опытом в 1941 году не обладали, и это увеличило жертвы Красной Армии. К Вашим принципиальным ошибкам следует отнести и нерациональную дислокацию наших войск в 1941 году, когда они были сосредоточены в пограничных выступах и легко попадали в окружение, и свойственную Вам гигантоманию, когда масса боевой техники никак не соотносилась с количеством специалистов, способных этой техникой управлять. Ваше стремление во что бы то ни стало наступать и следовать принципам стратегии сокрушения приводило только к неоправданным потерям, потому что состояние Красной Армиии требовало преимущественно оборонительного способа действий и стратегии измора.
– В те дни Вы часто вызывали к себе руководителей наркоматов, ставили им большие задачи и требовали их выполнения в короткие сроки, не считаясь с реальностью.

Начиная с середины войны Вы стали поступать более мудро, так как поднабрались опыта, и уже на равных со мною могли принимать участие в разработке сложных стратегических операций.

– Да вы, военные, меня сами дезинформировали в 1941-м! С фронтов слали донесения, где, как правило, занижались наши потери и преувеличивались потери немцев. Все это вселяло в меня убеждение, что, неся такой урон, враг не может это долго выдержать и скоро потерпит поражение.

Вы, товарищ Жуков, как и Наполеон, во многом всего лишь – результат, как сейчас говорят в России, хорошей «пиар-кампании». Вы столько чужих заслуг себе приписали! Лаврентий, зачитай приказ министра Вооруженных Сил от 9 июня 1946 года!