– И какую же?

– «... Я могу помогать. Сократ не создавал истин, которые по невежеству внедрялись бы в умы его слушателей, он претендовал только на звание акушера. В этом и должна заключаться задача философа; как творец – он бессилен, но как критик – может принести громадную пользу. Он должен проанализировать, как окружающие его силы действуют на науку, на религию и на искусство, он должен указывать направление, определять ценность вещей и ставить границы. В этом будет состоять и моя жизненная задача. Я изучу души моих современников и буду в праве сказать им: ни наука, ни религия не могут спасти вас, обратитесь к искусству, могучей силе будущего... Я должен быть верховным судьею эстетической культуры, цензором всех заблуждений! Я не охотник за мухами... Я – авантюрист духа, я блуждаю за своею мыслью и иду за манящей меня идеей».

– «Все прежние философы пытались объяснить окружающий мир; задача состоит в том, чтобы изменить его», - поделился мыслями Маркс.
– Мне и моим последователям, да и Вашим, герр Ницше, если говорить о гитлеровцах, это удалось!

– Лучше бы не удалось!
– пылко воскликнули несколько любомудров, внезапно окруживших двух скитальцев по инферно.
– Никто не отрицает Ваших дарований, господа Ницше и Маркс; но лучше бы вы употребили их на другие, менее разрушительные дела!

Карл смолчал, Фридрих – нет:

– Послушав вас, я наконец-то постиг значение таинственного русского глагола «трындеть». Оказывается, «иметь талант – еще недостаточно. Надо еще получить ваше разрешение на обладание им, не так ли, друзья мои?»

– Кстати, герр Ницше, сюда обещал вскоре прийти Заратустра - для расправы с Вами. Он бегал по нашей микрозоне и кричал: «Так я не говорил!»

– «Ослиное остроумие!» - зашипел Фридрих.
– Стыдились бы, месье Ренан, если Вам еще не стыдно за Ваши писульки типа «Жизнь Иисуса» и прочие опусы того же масштаба!

– Ай, как мы оскорбились! Но и Вам советую лететь отсюда, душа моя!

– Пойдем дальше, Борис... Ох, уж эти братья-любомудры! Не столь уж малое их число «... находят, что у меня неуживчивый характер и настроение чесоточной собаки. Это правда, но я ничего не могу с собою поделать. Некоторых людей я предпочитаю видеть издалека, но не вблизи». В том числе Зороастра...

– Это кто?

– Греки, а вслед за ними европейская цивилизация под этим именем знают великого Заратустру, основателя религии магов-огнепоклонников. А я написал гениальную книгу «Так говорил Заратустра».

– Ну и что? Чего тебе бояться?

– Да пророк обещал мне лицо попортить заодно с репутацией за то, что, по его словам, я напридумывал в своем сочинении...

– Так ведь это же в аду невозможно!

– Для пророков - основателей религий все может быть возможным... Но я все равно его уважаю, как и любых деятельных философов! «Во сто раз хуже «созерцательные» историки – я даже не знаю, что могло бы вызвать большее отвращение, чем такое «объективное» седалище, чем такой раздушенный похотливец, посягающий на историю, полу-поп, полу-сатир... Ренан! Один уже высокий фальцет его одобрения выдает, чего у него не хватает, где у него не хватает, где применила в этом случае Парка, - увы! с слишком большим хирургическим искусством, - свои жестокие ножницы!» Парка — это богиня судьбы у древних греков, которая обрезает людям нити жизни, - объяснил Ницше, видя недоумение на лице своего спутника.
– «Пусть сохраняет свое терпение, кто ничего не теряет от этого, - меня же в ярость приводит такой вид, такие «созерцатели» ожесточают меня против «зрелища» и даже более, чем зрелища (самой истории, поймите меня!) ... Природа, давшая быку рога, а льву клыки и когти, дала мне ногу. Для чего же дала она мне ее?.. Для того, чтобы... растаптывать гнилые седалища, трусливую созерцательность, похотливое евнушество пред историей, кокетничанье с аскетическими идеалами, облекающееся в тогу справедливости тартюфство импотентности!»

– Ты презираешь аскетов, хотя сам вел такую же жизнь?!
– удивился ЕБН.

– «Глубочайшее почтение аскетическому идеалу, поскольку он честен! насколько он верит в себя и не делает штук! Но терпеть не могу я всех этих кокетливых клопов, страдающих ненасытным честолюбием вонять бесконечностью, до такой степени, что в конце концов бесконечность начинает вонять клопами; не люблю я гробов повапленных, притворяющихся живыми; не люблю усталых и изношенных, когда они окутываются в мудрость и глядят «объективно»; не люблю выряженных героями агитаторов, напяливающих волшебную шапочку идеала на свои головы, головы соломенных чучел; не выношу честолюбивых художников, которым бы хотелось слыть аскетами и жрецами, когда они в сущности всего лишь трагические шуты Петрушки; не выношу также и этих новейших спекулянтов идеализма – антисемитов, которые в настоящее время с христианско-арийскою добропорядочностью закатывают

глаза и стараются взбудоражить все носорожьи элементы народа превышающим меру всякого терпения злоупотреблением самым дешевым агитационным средством, моральной позой.

... Европа в настоящее время богата возбудительными средствами, она их изобретает прежде всего, по-видимому они более всего нуждаются в возбудительных средствах и водке: отсюда чудовищное подделывание идеалов, - этой самой крепкой водки для духа, отсюда и противно скверно пахнущий, пролганный, псевдо-алкогольный воздух повсюду. Хотелось бы мне знать, сколько грузов кораблей поддельного идеализма, костюмов для героев и трескучей жести звонких слов, сколько тонн подсахаренного спиртного сострадания (фирмы: религии сострадания), сколько ходулей «благородного негодования» для помощи духовно-плосконогим, и сколько наконец комедиантов христианско-морального идеала пришлось бы вывести из современной Европы, чтобы хоть немножко прочистить ее воздух...

Тем не менее признаю: в их наглой откровенности скрыта польза для истинных философов. Молчащего глупца распознать невозможно; но легко это сделать, когда он открывает рот. В самом деле, что такое было бы «прекрасное», если бы не дошло до собственного сознания противоречие, если бы уродливое не сказало бы себе самому: «я уродливо»?..

– Какой-то ты злобный, не похож на самого себя. Против водки и спирта выступаешь, - не на шутку забеспокоился лже-Данте, не понявший смысла даже половины тирады своего гида.