– Однако ведь я – не русский...

– Так и Сталин – грузин! Но научился прекрасно – образно, кратко, внятно и даже афористично – говорить и писать на неродном для него языке! Тем более что литературные способности – признак всего лишь писательского гения, а не всемирно-исторического. Последний обладает другими преимуществами и достоинствами. По моим понятиям, такие исключительные качества, как жестокость и готовность с «ледяной холодностью» убивать или обрекать на гибель конкретного человека и миллионы людей, отсутствие «категорического императива» и всяких нравственных тормозов, лицемерие, хитрость, лживость (разумеется, не мелкие, бытовые, а крупномасштабные, когда счет идет на страны, народы и континенты) – вот непременные черты гения, составляющие его сущность. И тут мы со Сталиным равны! Рад всем это сообщить!

– Не, ну это прямо издевательство надо мной!
– в бешенстве заорал появившийся (наяву или в проекции, не разобрать) Дьявол.
– Опять радуешься?! А ну, живо иди кончать с собой!

– Владыка, - залебезил Гитлер, - дайте немного времени на напутствие герру Ельцину.

– Ну, хор... плохо. По рукам, то бишь по лапам... Сначала – напутствие, потом – суицид. До связи – сексуально-духовной и прочей.

Сатана испарился. Словесная команда фюрера заставила вытянуться во фрунт всю его нацистскую команду.

– Унтерменш Ельцин! К несчастью, я обделен официальным потомством. Детей от моего французского бастарда я не считаю своими внуками. Юнити, что бы там ни болтали, от меня не рожала. Мои внучатые племянники Бриан, Льюис и Александр, внуки моего старшего сводного брата Алоиса, которые живут в США, отказались заводить детей, чтобы на них окончательно оборвалось генеалогическое древо семьи Гитлеров. Четвертый мой внучатый племянник умер бездетным. Поэтому свое продолжение я вижу не в потомстве по крови, а в тех, кто следует по моим кровавым стезям. Я рад, что в Вашем лице обрел выдающегося союзника и продолжателя моего дела – успешного борца с коммунизмом, разрушителя Советского Союза, истребителя россиян! Мое предложение стать гаулейтером остается в силе до сорокового дня Вашего пребывания в аду! Не говорю «прощайте», а - «до свидания!»

– А не пошел бы ты...
– отбрехнулась душенька Бориса, сгорая со стыда.

– Уже пошел!
– горестно вздохнул Адольф и шагнул в последний день своей жизни...

... Свое самоубийство фюрер рассматривал как подвиг, призванный вдохновить вермахт и германский народ на борьбу до последнего человека. Обитателям рейхсканцелярии он объявил: «В этом городе у меня было право отдавать приказы. Теперь я должен повиноваться приказу судьбы. Даже если бы у меня была возможность спастись, я бы не сделал этого. Капитан тонет вместе со своим кораблем».

Для наци №1 непосредственным толчком к тому, чтобы избрать именно 30 апреля в качестве дня самоубийства, послужило известие о капитуляции германских войск в Италии 29 апреля. Он понял, что сдачу вермахта противнику не остановить, и если он промедлит с последним выстрелом, то ему придется либо попасть в плен, либо кончать с собой в положении полководца без армии, поскольку она уже склонила свои знамена перед неприятелем. Кроме того, Гитлер узнал, что 28 апреля Муссолини был расстрелян итальянскими партизанами вместе со своей любовницей Кларой Петаччи (ей предложили уйти, но она, как и Ева Браун, добровольно пошла на смерть вместе с дуче), и их тела были повешены вверх ногами на центральной площади Милана. Это укрепило решимость Адольфа ни при каких обстоятельствах не даваться в руки своих врагов живым и позаботиться о том, чтобы победители не смогли опознать его тело и надругаться над ним.

– Проиграв войну, я не хотел позора: выступать на суде, оправдываться или брать ответственность за свои деяния я не собирался. Страшными делами я пытался убедить мир в непреходящем величии германской расы и потерпел поражение, а теперь доказывать кому-либо свою правоту на словах было бессмысленно. Я боялся не смерти – унижения, - объяснил фюрер.

В последние минуты жизни Гитлер разрешил оставшимся в рейхсканцелярии прорыв из Берлина. Он сказал своему камердинеру Линге, когда тот попросил разрешения проститься с ним: «Я отдаю приказ пойти на прорыв». Удивленный слуга спросил: «Майн фюрер, а для кого нам теперь прорываться?» Гитлер объяснил: «Для грядущего человечества!» Ему очень хотелось, чтобы кто-то из очевидцев вырвался из кольца и поведал миру об обстоятельствах его смерти. Тогда это удалось сделать только двоим – его шоферу Кемпке и порученцу Аксману, которые охотно рассказали западным союзникам, как и когда погиб лидер Третьего рейха, а затем отразили это в собственных мемуарах. Другим повезло меньше: они оказались в советском плену и до возвращения на родину в 1955 году могли делиться известными им подробностями только с чекистами-следователями. Сталин старался доказать, что труп Гитлера так и не был обнаружен, и побудить мировую общественность искать будто бы сбежавшего из Берлина фюрера. Но показания Кемпки и Аксмана быстро разрушили эту легенду.

29 апреля 1945 года Адольф попросил всех обитателей бункера пройти в конференц-зал – попрощаться. Он шел вдоль рядов с бесстрастным лицом, пожимая каждому руку. На следующее утро встал, против обычного, рано. В то время как Ева оставалась в своей комнате, фюрер провел последнее совещание – обсуждение положения. Он узнал, что советские войска заняли Тиргартен, Потсдамерплатц и станции метрополитена близ бункера. Гитлер приказал достать двести литров бензина – достаточное количество, чтобы сжечь трупы – его и жены. Своему адъютанту Гюнше он объяснил: «Я не хочу, чтобы после моей смерти русские выставили меня в своем паноптикуме». Кемпке с большим трудом удалось слить для погребального костра несколько сот литров горючего из баков разбитых автомобилей.

30 апреля в два часа полудня Ева и Адольф Гитлер обедали с двумя секретаршами и поварихой. Он был спокоен. Почти сразу после трапезы супруги пригласилил Бормана, чету Геббельсов и еще несколько человек. Гитлер каждому пожал руку, а Ева обняла Траудль, секретаршу мужа, и сказала: «Пожалуйста, попытайтесь выбраться отсюда». Личный пилот фюрера предложил вывезти их на самолете в Южную Америку. Адольф отказался: «Нужно иметь мужество отвечать за последствия – я кончаю здесь. Я знаю, завтра миллионы людей будут меня проклинать. Ну что ж, такова судьба».