Нет, сейчас в этих ледяных глазах плескалось какое-то жалостливое сочувствие, крепко замешенное на легкой брезгливости. Так обычно смотрят на улицах Иркутска на бомжей с уродствами, что со слезами роются на помойках в поисках отбросов.

Однако Ермолаев ничего не сказал ему, а, хлестнув коня по ляжке плетью, неспешной рысью помчался вперед, обгоняя гораздо более медлительные кошевки. Но и у той, на которой везли Пасюка, командир остановился, и, судя по резким рубленым жестам, делал какое-то внушение своим бойцам, что охраняли подъесаула.

Артемов вздохнул – единственный плюс в его положении, так это то, что Александра будут пытать первым. Все же и чин офицерский побольше, а это в глазах чекистов ой как существенно, хотя и не объяснишь им, что они оба, по большому счету, самозванцы.

А во-вторых; кровушки много пролил бравый станичный атаман, четыре против одного в его пользу. О том, что именно он сломал шею одному из охранников, и еще вынес челюсть прикладом другому, Родион старался не думать – и так было страшно.

Воображение в который раз услужливо нарисовало картинку – подвальная комната, пол залит кровью чуть ли не по щиколотку, а посреди этого месива лежит его истерзанное тело!

– Ох…

Родион тихонько заскулил, его снова охватила дрожь, от которой тряслись губы и лязгали зубы. Это был не холод, которого он не чувствовал, а то навалился животный, все побеждающий страх…

Бурятское стойбище было последним, дальше начинались пастбища и выгоны тибельтинских казаков, это Пахом уже знал, хотя ехал по зимнику всего во второй раз. А первый – десять дней назад, по этой же самой дороге красноармейцы и вошли в Тунку.

Но запомнил путь хорошо, тем более на первых санях ехали два милиционера, местные уроженцы из «новоселов», из большого села Ахалик, где проживало полторы тысячи селян. Еще столько же, главным образом старожилов, имели свои наделы в Еловке, селе поменьше, и в полудюжине совсем мелких крестьянских селений, где едва насчитывалось по два десятка дворов, в лучшем случае.

Наделы казаков и крестьян со всех сторон были окружены выпасами и сенокосами бурят, которым еще при царе отводилось втрое, а то и больше угодий на душу – не зная земледелия, они жили только скотоводством, а потому нуждались в обширных пастбищах.

Вот и сейчас везде ходил скот, столь милый их сердцу. Лошади своими копытами долбили еще устойчивый тонкий наст, доставая из-под него сухую траву, рядом с ними печально мычали худые, как собаки, коровенки – буряты зимой тебеневали свою скотину в степи, и та приноравливалась сама себя кормить, лишь изредка получая сено, которого постоянно не хватало.

Добрая сотня овец сгрудилась у поскотины, за которой стояли небольшие стога сена. Совсем еще малец, лет десяти, лихо управлялся деревянными вилами, бросая сухую траву охапками на кормежку.

Две бабы в синих халатах быстро юркнули в большую юрту, прижимая к себе совсем маленьких детишек и прячась внутри от подъезжавших красноармейцев. Еще одна баба, с усталым морщинистым лицом, продолжала таскать какую-то труху под большой навес.

А вот два бурята, средних лет, в грязных шубах и замасленных остроконечных шапках, блестящих от жира на закатном солнце, оставили свои занятия и встали почти у самой юрты, как бы встречая непрошеных гостей, что подъезжали к ним на рысях.

Ермолаев оглянулся назад – кошевки катили вдалеке, он с тремя бойцами просто вырвался вперед, обогнав конвой и желая проверить встретившееся на пути бурятское стойбище.

– Здорово, хозяева!

Ермолаев глянул с седла на двух склонившихся бурятов, что дружно затараторили на своем непонятном языке, из которого его уши вырвали лишь два знакомых слова – «сайн байну», что означает вроде как «здравствуйте», приветствие при встрече, короче.

– Белые не появлялись, товарищи буряты?

Инородцы вытаращили на него свои узкие глаза и что-то опять затараторили. Ермолаев понял, что те совсем не кумекуют в русском языке, и стал жестами объяснять, мысленно ругая себя последними словами, что не посадил в седло одного из милиционеров. Те, местные уроженцы, по крайней мере, могли бы объясниться со степными инородцами.

– Контра не появлялась? Что в нас пиф-паф! – он хлопнул себя по «разговорам» широкой ладонью.

Буряты поняли вопрос и тут же стали дружно мотать головами и махать руками, типа никого не видели, ничего не слышали. И тут настолько мирно, что к ним давно никто не приезжал и не заглядывал. И вообще, они ничего не знают, но угодить властям готовы. А ради такого случая зарежут несколько баранов, на которых тут же ткнули пальцами для лучшего понимания.