Шрифт:
— Иду…
Это было 27 марта 1917 года. Уже несколько дней мы жили на вулкане… Извержение началось. Улица заговорила.
Накануне поздно вечером, когда М. В. Родзянко вернулся к себе на квартиру, он нашел на письменном столе следующий указ. Уже отпечатанный:
«На основании статьи 99 Основных государственных законов, повелеваем: занятия Государственной Думы и Государственного Совета прервать 26 февраля сего года и назначить срок их возобновления не позднее 1917 года, в зависимости от чрезвычайных обстоятельств. Правительствующий Сенат не оставит к исполнению сего учинить надлежащее распоряжение.
На подлинном собственною Его Императорского Величества рукою написано: Николай.
В царской Ставке 25 февраля 1917 года.
Скрепил: председатель Совета Министров князь Николай Голицын».
Это был последний царский указ. Это был конец Думы. Трагическая борьба Царя с Думой закончилась.
Итак, finita la comedia (представление окончено).
Кораблекрушение свершилось. Государственный корабль затонул, а с ним как его законодательный орган прекратила свое существование и Государственная Дума.
Через два месяца после Февральской революции, 27 апреля 1917 года, в соединенном заседании оставшихся депутатов четырех Дум я говорил:
«Не скажу, чтобы вся Дума целиком желала революции. Это было бы неправдой… Но даже не желая этого, мы революцию творили… Нам от этой революции не отречься, мы с ней связались, мы с ней спаялись и несем за это моральную ответственность».
Этими словами я заканчиваю повествование об одной величайшей для меня трагедии в истории человечества.
Теперь на месте бывшей Российской Империи возникла и развивается новая жизнь. Мне уже девяносто восемь лет. Я ухожу в иной мир, посылая привет и завет живущим. Учитесь на уроках прошлого. Не совершайте тех ошибок, которые совершили мы. А о том, что тлен и прах, не заботьтесь. Пусть мертвые хоронят мертвых. Вы же, живые, сохраните живой живую душу!
Воспоминания 1907 года
Саперный бунт [5]
Ненастные и холодные, столько раз залитые кровью и слезами, заклейменные столькими стонами и проклятиями, роковые октябрьские дни 1905 года залегли над Россией.
Из тайного, никому не ведомого убежища, приютившегося где-то далеко за пределами несчастной страны, из клубка, куда сходились все нити врагов России и где зарождались и выращивались их злобные козни, по этим нитям, как по стальной проволоке, бежали последние приказания: каждое мгновение быть готовыми поставить на ноги давно заготовленное огромное, страшно разрисованное чучело, которое ужаснет своим видом весь мир и Россию.
5
«Саперный бунт» не есть «беллетристическое» произведение. Это просто точная запись событий, прошедших перед глазами автора. Изменены лишь фамлиии.
И день настал. Великий шантаж начался. Самое замечательное в истории целого мира мошенничество, перед которым совершенно померкли Панама и другие дела, было пущено в ход.
Цель его была — напугать. Убедить всех и все, что вся Россия недовольна, вся объята революционным духом, вся готова восстать и стереть с лица земли старую власть. Это необходимо было сделать, это необходимо было внушить. К сожалению, на самом деле этого не было.
«Вся Россия», устав после войны, подымала на зябь черные влажные поля. Правда, над полями кружились вороны.
Как же быть?
Все средства уже были испробованы. Газетные вопли, солдатские мятежи, крестьянские и рабочие бунты, путешествия к дворцам, студенческие крики и красные флаги — все это было хорошо, все это производило действие, раздражало, беспокоило, пугало, но все это было не то что требовалось, — это не было похоже на «всю Россию».
Как же быть?
И вот чья-то изобретательная голова пошла верным путем.
Она сказала себе: если хотеть сделать что-то «всеобщее» — надо основываться на «всеобщих» чертах.
Тогда она спросила себя: что же есть такое «всеобщее» у всех этих людей, самых разных, и есть ли такие черты?
И рассудок, внимательно подумав, ответил:
— Да, есть… Это — лень и жадность.
Лень и жадность! Да, это так, на этих струнах можно играть от дворцов до хаты. Да, да, надо эксплуатировать лень и жадность!
Как же это сделать? Очень просто. Надо им сказать:
— Не работайте, чтобы вам больше платили.
И так как им и самим не хочется работать, потому что они ленивы, и хочется получать больше, потому что они жадны, — то они и сделают так, если они не будут бояться.