Что дальше на ее месте? Справедливость: подразумевает выделение социального человека-атома, как предельное объяснение и объясняемый предел. Распад цехов, общин, каст. Средние века кончились — начались свободный труд, одиночество единицы, деятель-субъект, и ему нужна справедливость, сводимая к честному дележу, или, более широко, соблюдение общих правил социальных игр, сколь угодно эгоистичных по интенции («твое личное дело»).

Дальше — меньше. В каком-то новейшем мире начинает испаряться и справедливость. Что же ограничит нас? Если старое доброе — не работает? Без ограничителя — рухнет мир.

Новая «эффективность» отрицает старое «добро», но нельзя ли инкорпорировать добро в эффективность? Разметить и учредить такой мир, где быть эффективным — означает быть добрым? Высшая социальная инженерия: противоположная, по замыслу, локально-корыстным «политическим технологиям» нашей постсовременности. Пример? Пожалуйста, сегодняшний день. Мало возможен эффективныйучитель, злобный к ученикам, автор, ненавидящий публику, и т. д. Но реален, и это наша действительность: трейдер, менеджер, чиновник — лично успешные и лично живущие чужой смертью. Какой-то радикальный сдвиг всей базовой деятельности, помечая пунктиром: от производства вещей — к производству людей.

Сильный сдвиг. Сравнимый с неолитической революцией, индустриальной революцией. Можно сказать — все это социал-фантастика. Но кто знает? Это на 10 лет можно дать прогноз. А на тысячу остается тыкать в будущее — социал-фантастикой, не иначе.

Вот есть такая формулировка — по почве энной розни и ненависти. Расовой, национальной, классовой, религиозной и т. д. Считается почему-то отягчающим обстоятельством. Но ведь если по уму — обстоятельство-то смягчающее.

Вот, положим мордобои на почве «розни» и мордобои просто — что хуже? Давайте только честно отдадим себе отчет, что мордобои не случаются на почве любви. Они, так или иначе, на почве ненависти. Но некая конкретная «ненависть» из перечня означает, что человек готов мордобоить не первого встречного, что уже хорошо, во-первых. Он воображает себе какие-то основание, и, возможно, если его требования выполнить, мордобоить вообще не будет. В любом случае скинхед для простого обывателя предпочтительнее обычного гопника, «исламский террорист» — предпочтительнее просто маньяка, и т. д. Хуже всего — беспредел. Предел плохого — беспредел абсолютный. Все, что делает шаг от беспредела, уже лучше. Любое канализирование насилия, а «почва» это его канализирование, кодификация, введение в какие-то рамки — благо. Между насилием просто (убил первого встречного) и насилием чуть более мотивированным (убил того, кого счел частным случаем общего врага) второе менее страшно. Даже для конкретных жертв. Все просто, конкретная жертва может конкретнее подготовиться, и жертвой не быть. Ну банально: если чуешь, что пойдет резня гугенотов, а ты гугенот, можно просто вовремя свалить, а куда свалишь от маньяков и отморозков?

Но меньший срок дадут отморозку, который без всяких «почв». А почему? А потому что, видимо, закон сей беспредельщикии писали.

«Гений» это ведь тоже такая конвенция. Людей признают гениями тоже люди. По законам социального и языкового поля. Значит, это тоже в некоем смысле «работа на заказ». Вопрос в том, на какой. Гениальность, можно сказать, в том, чтобы его почувствовать. Это как бы ситуация предельно могущественного, но предельно невменяемого заказчика — «сильно-сильно надо, но чего, сказать не могу». Сам пойми, если такой умный. И не факт, что этот заказчик вообще как-то объективирован, а не рассеян в потенции. Может быть даже так: сначала делается заказ, а потом из небытия материализуется и заказчик. Сотворенный по результату заказа, как это не удивительно. Исторических примеров можно привести много, из политики, науки, философии и т. д.

Обязательный предмет «философия» в обычных вузах СССР — уже нонсенс (см. про это у Мераба Мамардашвили). С тех пор вузы стали хуже. Таким образом, нонсенс резче. Выход в миграции: не вести заранее проигранных битв. Искать новые территории.

Философия остается в вузах факультативом — раз. Факультатив открыт студенту не семестр, а все пять лет — два. Философия приходит в школы, также факультативом — три. Выходит на «взрослых» и «серьезных», идя в публичную дискуссию и масс-медиа — четыре. «Читабельность» как условие «диссертабельности» — пять.

Иначе обычная пост-история вузов пост-СССР: одни делают вид, что учат, другие, что учатся. Заполнение бумаг. Лицемерие. Мучения за копейку. Аудитория, презирающая преподавателей, и наоборот, какое-то чистилище-без-надежды (особенно если препод чувствует, что чувствует аудитория).

«Рабочее» и «свободное» время все более разбегаются друг от друга… С каждым большим куском исторического времени, с начала начал… Сейчас дискретность раздела достигла максимума. Дальше некуда.

Может быть, «свободное» и «несвободное» время начнут наконец сбегаться? До полного слияния. Присмотритесь: самые завидныеживут сейчас именно так, или стремятся. Не паразиты, не трудоголики, а именно стершие грань, растворившие одно в другом.

Уже банальность: определенный уровень технологического развития решает все материальные проблемы людей, и этот уровень на земле достигнут (правда, еще не везде, но это неважно). Дальнейшее как бы развитие экономики рождает виртуальные наслоения, а могло бы — высвобождать настоящее. Трехдневная рабочая неделя — для начала. В пределе: каждый имеет право на жизнь, т. е. на соцпаек, удовлетворяющий всем витальным потребностям, независимо от того, работаешь ты или нет. По факту рождения. Кто же тогда работает? 1). осужденные, 2). энтузиасты, 3). желающие больший паек (вместо комнаты на члена семьи — по этажу). Убывающие «трудовые армии» вполне справятся с инфраструктурой развитого индустриализма.