Поскольку все собравшиеся в доме знали, что Ариовист в той битве нанес эдуям сокрушительное поражение, я не видел необходимости лишний раз напоминать об этом.

— Почему же римляне не поспешили на помощь вашему народу? — спросил я с наигранной наивностью. Я изо всех сил старался сдерживать себя и делать все возможное, чтобы задать этот вопрос смиренным и вежливым тоном. Однако по выражению лиц тех, кто стоял за спинами Дивитиака и Дивикона, я понял: такой наглости от меня никто не ожидал.

Друид молчал, а Базилус улыбался, глядя прямо на него.

— Рим заключил с эдуями договор о том, что наши отношения будут дружественными! — едва не сорвался на крик Дивикон и подошел ближе к кадке, в которой я сидел. Для меня это стало полной неожиданностью — я не ожидал, что этот величественный старец может оказаться настолько темпераментным. — Римляне обязаны были помочь нам в борьбе против Ариовиста! — эту фразу вождь эдуев выкрикнул, глядя в лицо Дивитиаку. — Ведь ты отправился в Рим, чтобы лично напомнить им обо всех обязательствах. Ведь они были нашими союзниками! И что они тебе ответили?

— Что я должен обратиться за помощью к проконсулу Метеллу Целеру, — с гордостью сказал Дивитиак.

— И что же он сделал? Я отвечу — он бросил нас в беде!

— Да, ты прав. Но это сделал проконсул, а не Рим! — продолжал настаивать на своем друид.

Несмотря на волнение и переполнявшую его ярость, Дивитиак сумел искусно направить разговор в другое русло, так что я вынужден был вновь вступить в беседу.

— Вместо того чтобы помочь эдуям в борьбе против Ариовиста, римляне наградили напавшего на их союзников германского вождя титулом «rex atque amicus» [13] .

Дивикон горько рассмеялся:

— Корисиос прав, это сделал Рим, а не проконсул Метелл Целер!

Дивитиак старался не показывать своего раздражения, но я прекрасно понимал: будь на то его воля, он с удовольствием утопил бы меня в кадке, словно слепого щенка.

— Тебе многое известно, Корисиос, но скажи мне, разве рыбак может советовать кузнецу, как ему ковать меч?

Этой фразой друид давал мне понять, что я говорил о вещах, в которых совершенно ничего не смыслил. Дивитиак презрительно сморщил нос и добавил:

— За долгие годы нелегкая судьба научила эдуев гнуться, словно прут вербы на ветру. Лишь благодаря Риму мы смогли утвердиться в Галлии и доказать, что наше место именно здесь. Арверны на юге лишились своего господствующего положения, а живущие на северо-востоке секваны уже не рады соседству своего друга Ариовиста и его воинов. Тот, кто хочет быть властелином Галлии, должен найти могущественного союзника. Именно по этой причине я собираюсь снова отправиться к проконсулу Метеллу Целеру.

— Долго же тебе придется ехать к нему, друид! — послышался чей-то неприятный голос. Эти слова больше походили на карканье вороны, чем на человеческую речь. Незнакомец говорил на латыни. — Метелл Целер мертв.

Все присутствующие обернулись. На пороге дома, держась одной рукой за ручку открытой двери, стоял мужчина, которому на вид можно было дать лет тридцать.

— Кто ты такой? — спросил Дивикон по-гречески.

— Я Квинт Элий Пизо, римский гражданин и клиент глубокоуважаемого Луция, — ответил Пизо тоже по-гречески.

— Что ты делаешь в землях, принадлежащих гельветам? — вновь задал вопрос Дивикон.

— Я преследую должников своего патрона, — криво усмехнулся Пизо. Его спутники, скорее всего, греческие рабы, смекнули, что их хозяин пытался шутить, и тут же глупо захихикали, подобострастно глядя на него.

— Кто же задолжал твоему господину? — спросил Дивикон и пренебрежительно взглянул на непрошеных гостей.

— Если у человека много денег, значит, у него много должников. Но человек, который задолжал нам больше всех, находится сейчас в Галлии. Он станет проконсулом и преемником Метелла Целера, — ответил Пизо, и вновь послышался придурковатый смех сопровождавших его рабов.

— Назови же его имя!

— Гай Юлий Цезарь.

Дивитиак, похоже, был несколько огорчен услышанным. Ведь именно Гай Юлий Цезарь был тем человеком, который, несмотря на союз с эдуями, отказался оказывать им какую-либо поддержку в борьбе с агрессором Ариовистом. Более того, именно он, Цезарь, немного позже присвоил тому же Ариовисту титул царя и друга римского народа.

Сейчас все собравшиеся в доме бондаря устремили взгляды на Дивитиака. Он должен был дать на подобное замечание исчерпывающий ответ. Друид некоторое время молчал, очевидно, собираясь с мыслями, а затем повернулся к Дивикону и сказал с гордостью и высокомерием, которые свойственны только кельтским жрецам, считающим себя связующим звеном между простыми смертными и богами, между землей и небом: