В годы затянувшейся Великой депрессии публике нравилось читать о богатых и беззаботных. Но рассказ «Молодые люди» отнюдь не внушал читателю зависть к цветущей юности, а знакомил его с неприглядной правдой о высших слоях общества. И рассказе разоблачалась пустота и заурядность жизни, которую ведут изнеженные молодые люди: персонажи первого опубликованного Сэлинджером произведения скучны и истеричны, заученные навыки поведения не позволяют им взглянуть на себя со стороны или проявить сочувствие к другому.

Когда эйфория от публикации «Молодых людей» начала проходить, Сэлинджер обнаружил, что следующие его рассказы никто покупать не спешит. На протяжении восьми месяцев он предлагал их разным журналам, а те неизменно отказывали. Делая вид, что не принимает этого близко к сердцу, он убеждал всех, что для него важен сам процесс сочинительства, писал Уиту Бернетту о своем окончательном решении выбрать карьеру писателя. На самом же деле Сэлинджеру с трудом удавалось побороть уныние, он даже подумывал, не стать ли ему актером или драматургом.

В марте 1940 года Сэлинджер показал Бернетту рассказ «Оставшиеся в живых», написанный, видимо, еще в 1939 году. Бернетт счел произведение талантливым, но финал показался ему несколько невнятным, и он вернул рукопись автору на доработку. В апреле Сэлинджер передал редактору «Стори» написанный в форме эмоционального диалога рассказ «Повидайся с Эдди».

Его героиня — эгоистичная роковая красотка, от скуки ломающая жизнь окружающим ее людям. Бернетт снова не взял рассказ в печать, но на сей раз попытался смягчить отказ словами, что, хотя лично ему эта вещь нравится, в «Стори» нет для нее места. Шестнадцатого апреля он отправил Сэлинджеру письмо, в котором посоветовал ему обратиться в журнал «Эсквайр», и приложил к письму рекомендательную записку, адресованную редактору «Эсквайра» Арнольду Гингричу. Чтобы не показать, насколько он разочарован, Сэлинджер уже на следующий день поблагодарил Бернетта за одобрительный отзыв. «Он почти полностью меня удовлетворил», — уклончиво писал Сэлинджер, а рассказ «Повидайся с Эдди» вместе с рекомендацией Бернетта в это время уже находился на пути в редакцию «Эсквайра». Там рассказ не приняли, а затем «Повидайся с Эдди» был отвергнут еще несколькими изданиями.

Несмотря на это, в мае интересы Сэлинджера взялось представлять престижное литературное агентство с Мэдисон-авеню «Гарольд Обер». Начинающего писателя поручили заботам Дороти Олдинг. Ей было 30 лет, в агентстве она проработала два года и могла похвастаться такими клиентами, как Перл Бак и Агата Кристи. Но для Сэлинджера гораздо важнее было, что среди клиентов «Гарольда Обера» числился его кумир Фрэнсис Скотт Фицджеральд.

Однако, если Джерри надеялся, что Дороти Олдинг обеспечит ему публикации в журналах, то надежды его оказались напрасными. Вскоре после подписания контракта с «Гарольдом Обером» он упомянул в письме, что один из его рассказов вот-вот должен появиться в «Харпере базар». Но «Харпере базар» впервые напечатал Сэлинджера только в 1949 году, а о рассказе, так в этом журнале и не опубликованном, никаких сведений не сохранилось. В августе Сэлинджер послал Бернетту еще один рассказ. Название его неизвестно, напечатан он не был.

Сэлинджер мог утешать себя тем, что у Скотта Фицджеральда тоже был период, когда он не мог ничего напечатать. Собственно, чтобы взглянуть на окна квартиры, в которой Фицджеральд когда-то переживал череду издательских отказов, Сэлинджеру, выйдя из дома, надо было пройти всего один квартал — первое манхэттенское жилище Фицджеральда, где он поселился за полтора месяца до рождения Джерри, находилось на Лексингтон-авеню, 1395, угол 92-й улицы.

Видя, что у «Гарольда Обера» не получается продвинуть его рассказы в печать, Сэлинджер снова начал задумываться о занятии драматургией. У него были планы переделать «Молодых людей» в пьесу и сыграть в ней главную мужскую роль. Какое-то время он пробовал силы в написании радиосценариев, сотрудничая с программой, которую продюсировало издательство «Стори пресс». Больших успехов в радиодраматургии Сэлинджер не добился и даже порывался было прекратить писать. «В двадцать один год я казался себе конченым человеком», — печаловался он.

В конце лета 1940 года Сэлинджер на месяц отправился в путешествие по Новой Англии и Канаде, чтобы спокойно поразмыслить о будущем. Одиночество и смена обстановки пошли ему на пользу — он начал сочинять большой рассказ, герои которого встретились и беседуют в холле гостиницы. Из Квебека он с воодушевлением писал Бернетту: «В этом городе полно сюжетов». На волне воодушевления Сэлинджер укрепился в мысли, что писание рассказов станет делом его жизни. Позднее, в периоды творческого застоя, он отправлялся за вдохновением в Канаду.

Из путешествия Сэлинджер вернулся преисполненным надежд, но жизнь не спешила их оправдать. Четвертого сентября журнал «Стори» отверг еще один его рассказ. В тот же день Сэлинджер дописал начатый им в Канаде рассказ про встречу в гостинице и послал его некоему Жаку Шамбрену, которого Бернетт в марте мимоходом рекомендовал ему в качестве агента. Он хотел, чтобы Шамбрен предложил рассказ редакции «Сатердей ивнинг пост».

О дальнейшей судьбе рассказа (как, кстати, и о человеке по фамилии Шамбрен) ничего не известно, но очевидно, что к публикации он принят не был. Но Сэлинджер не оступился — достал, как он сам выразился, «со дня ящика письменного стола» рассказ «Оставшиеся в живых», переписал его и послал Бернетту, приложив записку, в которой смиренно извинялся за несовершенство своего произведения. Как автор и ожидал, Бернетт рассказ не напечатал и на этом его следы затерялись.

Несмотря на неудачи, Сэлинджер не унывал. В сентябре он сообщил Уиту Бернетту и Элизабет Мюррей, что собирается написать автобиографический роман, который «станет новым словом» в литературе. Трудно было представить, что такого он мог рассказать о своей жизни, что заставило бы людей этот роман покупать, однако Бернетту идея понравилась. С учетом прохладной реакции на предыдущие его сочинения живой интерес Бернетта к задуманному роману должен был показаться Сэлинджеру несколько неожиданным, но он тогда был молод и наивен, хотя, скорее всего, наивным себя не считал. Если он надеялся, что в ожидании ненаписанного романа Бернетт станет благосклоннее относиться к его рассказам, то надежда его оказалась напрасной. Редактор «Стори» все настойчивее требовал у Сэлинджера рукопись романа, один за другим отвергая рассказы.