— Такие слухи, как мухи, пролетают каждые десять минут, малыш Джек. Не горячись. Доверься мне, — она послала ему воздушный поцелуй. — «Бундесбанк» несколько раз собирался опустить обменный курс за последние недели. Сейчас самое время покупать слабые валюты — вы, англичане, склонны идти на поводу у расхожих мнений в ожидании маастрихтских критериев. Все идет хорошо для стерлинга. Поверь мне. Подожди еще две недели.

— Я не могу ждать две недели, Глория. Сейчас уже одиннадцатое сентября, меня не интересует, что сказал Мэр — он пытается рассказать о собственном пути выхода из кризиса, только и всего. Если немцы сдержат свое обещание не повышать обменный курс, и если французы скажут «да» в двадцатых числах, и если другие валюты останутся стабильными до голосования, тогда у Мэра есть шанс. Я не доверяю «Бундесбанку» и не поставил бы на то, что французы поступят, как нам нужно. А вдруг французы скажут «нет»? Вдруг Европейский Валютный Союз скоропостижно скончается? Ты действительно хочешь поместить деньги в такое, Глория? Мои деньги?

— Наши деньги, Джек. Да, я это сделаю. И это сделает мой босс, — Глория ткнула Малькольма в ляжку. — Итак, нас двое против одного, дружок.

Лицо Джека окаменело.

— У меня здесь решающий голос, Глория, попрошу не забывать об этом, — жестко сказал он, — и я принял решение. Я улетаю в Сидней в воскресенье вечером. Я вернусь в четверг, семнадцатого сентября. Если к моему возвращению дела не пойдут гораздо лучше, в четверг ты закроешь позицию, согласна?

Малькольм уставился в пол, ощетинившись от негодования. Глория сверлила Джека взглядом, полным возмущения. Никто из них не сказал ни слова.

— Я сообщил вам свое решение и не нуждаюсь в вашем чертовом согласии. — Джек развернулся и вышел из комнаты сделок, мысленно проклиная их обоих.

Дойдя до своего кабинета, Джек достаточно успокоился, чтобы проклинать себя. Он неверно провел беседу и сознавал это. Если чутье подсказывало ему, что позицию нужно закрыть, следовало приказать Малькольму сделать это немедленно. Малькольм с Глорией разозлились бы, но «Хэйз Голдсмит» был бы в безопасности. Теперь Малькольм с Глорией все равно разозлились, но банк не был в безопасности. Банк был на краю пропасти, а Джек просто попросил его постоять, балансируя на краю, до четверга.

Джек думал о своем разговоре с Тедди на предыдущей неделе, вспоминая, как убеждал ее, что верит не в удачу, а в принятие продуманных решений и в ответственность за них. Итак, на этот раз он принял решение, которое ни на что не повлияло, и понесет за него ответственность, как бы ни сложились обстоятельства. Он стоял у окна кабинета, смотрел на Каннон-стрит и очень надеялся, что не разгневал госпожу Удачу.

Тедди тихо и незаметно провела субботу, а в воскресенье утром вылетела в Нью-Йорк. Ей нужно было провести несколько собеседований для подбора специалиста по финансовой стратегии в «Морган Стэнли» и выкроить время на ужин с Эстер воскресным вечером. Тедди хотела сообщить Эстер о паре других возможных мест в Лондоне. Эстер договорилась с Тедди о встрече в «Запатас», мексиканском ресторане на Пятьдесят Третьей восточной улице, и предупредила, чтобы та не ожидала увидеть шикарный деловой ресторан. Тедди была признательна за то, что ей не потребуется надевать вечернюю одежду, и отправилась на встречу в обтягивающих джинсах и белой блузке с черепаховыми пуговицами от «Мирен де Премонвиль». Эстер дожидалась ее с пивом в одной руке и сигарой в другой.

— Не ругай меня за это, Тедди, — отмахнулась она. — Я знаю все тонкости по поводу того, как вести себя, дожидаясь малыша, но даже ради спасения собственной жизни ничего не могу с этим поделать. К тому же, это всего лишь пиво — в нем мало алкоголя. Ты хорошо долетела? Что ты будешь пить? «Маргариту»? Охлажденную или со льдом? Что-нибудь еще? Ты выглядишь так, будто тебе нужно выпить. Как там этот пройдоха Пол Драйвер? Ты хочешь меня куда-то направить? Ты выглядишь великолепно — мне никогда уже не залезть в джинсы. Знаешь что? Сделай стрижку, пока ты здесь, в Нью-Йорке. Я знаю отличного парня — Рамон Давир на Пятьдесят Шестой улице. Скажи ему, что я тебя послала. Он перегружен работой, конечно — да кто в этом городе не перегружен? Ты, надеюсь, меня понимаешь...

Тедди уже забыла, как много и как быстро говорит Эстер. Она даже с трудом сидела спокойно. После пары глотков пива Эстер остановилась, чтобы перевести дух.

— Итак, скажи мне, Тедди, — поинтересовалась она. — Как выглядит мое будущее? В розовом цвете или у меня нет ни одного собачьего шанса? Отвечай мне прямо.

— Как я уже сказала по телефону, с ФРЖ ничего не вышло, — напомнила ей Тедди. — Они выбрали немца, а он почти наверняка примет предложение. Нужно будет немного подработать его контракт, но я уверена, что условия подойдут. Мне очень жаль, что получилось так.

— Это не твоя проблема. И не твоя вина. — Эстер говорила с полным ртом, а Тедди в ужасе наблюдала, как та вывалила две столовых ложки итальянского перца на своего цыпленка по-чилийски, добавив туда немного сметаны. Одному Богу было известно, как это выдерживал ее желудок, не говоря уже о ребенке.

— Эй, Тедди, не смотри на меня так — я ведь ем за двоих, не забудь. А теперь скажи мне, почему я провалилась с этим. Наверное, мне нужно было малость подготовиться. Мой стиль проведения собеседований изрядно устарел.

— В вашем стиле нет ничего плохого, — убежденно сказала Тедди. — По-моему, им не понравился ваш пол. Пол объяснил отказ тем, что вы американка, но я этому не верю. Когда я работала в «Стейнберге», то, должна сказать, не замечала никакой дискриминации — может быть, мне везло, да и учреждение было американское, а может быть, я не слишком задумывалась над этим. Привыкнув к обстоятельствам, люди не замечают их. Как вербовщик, я все больше вижу, с какими трудностями приходится сталкиваться женщинам.