— Ну, должна сказать, что я восхищаюсь вами. Для меня было бы тяжело решиться на подобное.

— Но зато так весело! — ответила Мэри. — Сейчас мне противно и подумать о возвращении на свою работу.

— А чем вы занимались до появления детей?

— Ох, всем понемногу. Частично в адвокатской конторе Стивена, частично в магазине «Оксфам» — по полдня два раза в неделю. Ничего непосильного. В «Оксфаме» было весело, потому что люди были приличные и я обновила там всю свою одежду.

Кандида преодолела соблазн сказать, что это совершенно очевидно, так как Мэри все еще носит ее.

— Но когда родился Чарли, я не могла себе и представить, чтобы вернуться на работу. Стивен проявил такую безмерную доброту и понимание, он сказал, что я могу остаться сидеть с ребенком. Я считаю, что нельзя делать хорошо сразу два дела, не правда ли? Поэтому мы решили, что он будет работать, а я — растить детей.

— И вы никогда не жалели об этом?

— Ни на миг. — Мэри поставила на стол большую кастрюлю, наполненную коричневыми комьями и странными плавающими черными кусочками.

— Ну, я восхищаюсь вами, — повторила Кандида. — Не знаю — все эти годы беременности, боль, кормление грудью — я слишком опасаюсь за фигуру...

Каждая из женщин бросила взгляд на талию собеседницы. Живот Мэри выпирал из-под огромного свитера, Кандида, затянутая в облегающие кожаные брюки, была плоской, как доска.

— Да, действительно. Но это компенсируется, — обронила Мэри. — Не позвать ли нам мужчин? Вы не возражаете, если мы поедим на кухне? Так гораздо уютнее... Ужин готов! — выкрикнула она в коридор.

Ужин был готов, но Кандида едва прикоснулась к нему. Стряпня была и клейкой, и подгоревшей одновременно. Кусочки, казавшиеся Кандиде такими подозрительными, оказались горелыми грибами. Картошка была недоварена, а цветная капуста расползлась в тарелке зеленоватой лужицей.

— Ах, беф-бурджинон, знаменитый беф-бурджинон Мэри! — заговорщически подмигнул Кандиде Джек. Мэри вспыхнула, очень польщенная, но тут же пустилась в длительные извинения, пока остальные не начали единогласно уверять ее, что все невероятно вкусно. Джек и Стивен дочиста опустошили тарелки. На десерт Мэри предложила оставшееся от детей малиновое желе, которое она попыталась улучшить перемешиванием со взбитыми сливками и добавлением нескольких веточек мяты. Больше всего оно напоминало детскую блевотину. Кандида, закурившая, чтобы подавить голодное урчание в желудке, изумленно наблюдала, как ее муж это с удовольствием ел, запивая 72-градусным «Сотурнэ», принесенным в подарок.

После отвратительного кофе, оставившего темный осадок на дне чашек, Мэри и Стивен пошли спать.

— Дети встают в шесть даже по воскресеньям, — извиняющимся тоном произнес Стивен. — Вы можете идти спать, когда вам удобнее.

С различными странными ухищрениями, включавшими хождение на цыпочках, сверхосторожное закрывание двери и воздержание от смывания в туалете, чтобы не разбудить детей, хозяева удалились, оставив Джека и Кандиду у камина допивать «Сотурнэ».

Дождавшись, пока затихнет скрипение половиц в комнате над ними, Кандида возвела глаза кверху и, откинувшись, несильно ударилась головой об стену, изображая обморок. Джек засмеялся, они оба зашикали друг на друга и сжались на диване, подавляя хихиканье.

— Никогда! — прошептала Кандида. — Ноги моей больше здесь не будет! Во-первых, я голодна...

— Если хочешь, я принесу тебе шоколада из машины...

— Нет, я лучше выпью вина. Это единственная вещь во всем доме, в которой нет собачьей шерсти или детских слюней.

Джек привлек ее к себе, они сидели, глядя на огонь.

— Ты действительно считаешь, что они так ужасны? — спросил он шепотом.

— Нет — по крайней мере, он. Он вполне приятен. Но Мэри! Что за поденщица!

— Это сейчас, а так она — прекрасная женщина, и очень веселая. Это из-за тяжелой работы по воспитанию и присмотру за детьми. И кстати, она мне кажется красивой.

— Что? Ну, ты сказал это только потому, что она напоминает тебе маму... Боже, она выглядит точь-в-точь, как моя мать. Очевидно, что она моет голову раз в неделю и бывает у парикмахера раз в год. Она совершенно вымотана и печется о своих детях, словно в жизни нет ничего другого... хотела бы я ее поставить на место!