— Том, это так ужасно... я даже не знаю, что сказать...

— Связь не была серьезной, она была короткой и закончилась пару лет назад. Энни все рассказала мне. Я вовсе не держу на нее обиды. Я думаю, это был известный семилетний кризис семейной жизни... стыдно только, что она выбрала Фица. По правде говоря, мне кажется, это не она выбрала Фица, это он выбрал ее. Но это все покрыто мраком. Мы с Энни понимаем друг друга, нас слишком много объединяет, чтобы все бросить из-за какой-то интрижки. В чем-то это было даже полезно нам. Я очень люблю ее, знаешь, а она вряд ли понимала это тогда.

— Мне просто дурно от этого, Том. Но почему Фиц?

— Он не так уж непривлекателен, Тедди. Он очень умен, гораздо умнее, чем я представлял. Он умеет дать понять женщине, что она с ним в безопасности, а у меня это не всегда получается. Он может быть весьма очаровательным. Согласен, когда Энни все рассказала мне, сначала я не мог понять, чем он может нравиться, но подумав немного и взглянув на него объективно, я понял, почему это случилось. Признай, что у него приятная внешность — как утверждают женщины, он — американец с головы до ног, он говорит и действует напрямик, а это может привлечь. Думаю, он казался весьма впечатляющим после семи лет жизни со мной.

Том выглядел таким печальным, что сердце Тедди задрожало.

— Как бы то ни было, — Том выпрямился и заговорил решительно, — все это в прошлом, но настоящее заставляет меня беспокоиться о будущем. Фиц не хочет будить спящую собаку. Сомневаюсь, что он действительно увлечен Энни. Возможно, это так, но теперь, когда она дала ему отставку, он вымещает обиду на мне. Сам он женат, и не представляю, как он оставит Нэнси — он никогда не захочет лишиться ее доверия, по крайней мере, из-за Энни. Но с некоторых пор он пытается пресечь каждый мой шаг. Я — один из недавних партнеров в «Стейнберге», и мне еще предстоит очень тяжелая работа по утверждению себя в этом качестве в течение ближайших двух лет, прежде, чем партнерство начнет окупаться. Фиц же делает все, чтобы навредить мне, то ли по злобе, то ли он действительно думает, что я выцарапал место не по заслугам. Он на два года опережает меня, идет от победы к победе, расширяет свое влияние, и я не знаю, справлюсь ли с ним в этом поединке. Он могущественный противник.

— Я это знаю. Как его зовут сотрудники корпорации? Какое-то смешное прозвище...

— Терминатор. Он получил статус партнера и два дня спустя, не моргнув глазом, уволил тридцать процентов своего отделения. Он буквально создал себе имя на этом — другие партнеры обращаются к нему, чтобы посоветоваться об увольнениях, — Том выдавил улыбку. — Итак, ты видишь мое затруднительное положение, Тедди? Если я задержусь здесь и потерплю поражение, за три года я останусь ни с чем. До тех пор, пока я не уверен, что сумею побить Фица в его же игре, дела будут выглядеть так, что мне нужно уходить. А я вообще не умею играть в игры Алекса, не говоря уже о том, чтобы побить его. Я никогда не занимался подобным.

Тедди ободряюще похлопала его по руке.

— Их не нужно изучать. В ФРЖ будут рады встретиться с тобой, и незачем им все это рассказывать. Я что-нибудь придумаю.

Расставшись с Томом, Тедди не поспешила вернуться в офис. Напротив, она пошла прогуляться по Хайбури Филдс, скучному и уродливому парку на севере Айлингтона. Она испытывала сильную злость, хотя причина была ничтожной. Что же было не так в мужчинах, подобных Алексу и Майку? Почему им был нужен «незаконный» секс, чтобы чувствовать себя лучше? Она размышляла над собственной реакцией на неверность Майка — не была ли она чудовищно наивной и не повторяла ли теперь прежнюю ошибку? Сама по себе связь, казалось, не слишком беспокоила Тома, Тедди помнила его слова: «Мы с Энни понимаем друг друга, нас слишком много объединяет, чтобы все бросить из-за какой-то интрижки». Она не понимала, как он мог сказать это. Ведь было очевидно — что бы он ни думал об Энни, он ошибся в ней, и она показала ему это так же ясно, как и Майк показал ей самой. Тедди не могла найти оправданий Энни — если та любила Тома, как она могла быть такой глупой, чтобы опуститься до аморальности, если же не любила Тома, как он мог быть таким глупым?

Блуждание по парку не облегчило переживаний Тедди. Казалось, все, что она считала само собой разумеющимся в дружбе, замужестве, доверии, при ближайшем рассмотрении не несло ничего, кроме стыда. Стоило взглянуть на бедную Кандиду, на ее страдания, или на Майка, который предал с Тедди все, в чем она ему доверилась, а теперь еще на Тома и Энни Пит-Риверс! Тедди убеждала себя, что не ее дело, как Том и Энни сумели залатать свои отношения, что это никак не отражается на ее отношениях с Майком. Но это отражалось. Разве великодушие Тома не показывало, что ее собственная строгость выглядит узколобой и неправильной? «...нас слишком много объединяет, чтобы все бросить из-за какой-то интрижки». Возможно, Том прав, но так ли было у них с Майком?

Тедди чувствовала себя совершенно растерявшейся. Она сознавала, что Том частично был прав в том, что касалось его семейной жизни, но, в ее случае, они с Майком никогда не достигали такого взаимопонимания. Может ли она простить, что Майк оскорбил ее доверие прежде, чем заслужил его? Другая фраза Тома преследовала ее: «Я очень люблю ее, знаешь, а она вряд ли понимала это тогда». Не была ли доля ее вины больше, чем Майка? Не сомневался ли Майк в том, что она действительно любит его, а если так, не доказала ли она ему, что его страхи имели основания? Так много вопросов требовали ответов, которые разделили бы черное и белое, и никто не мог ответить ей на них. Сама Тедди, определенно, тоже не знала ответов. Что бы она ни решила — это было прыжком в темноту. Было бы проявлением доверия помириться с Майком, но она не знала, где взять для этого силы. Но если она не помирится с ним... не будет ли это трусливым способом самозащиты? Возможно, кто-то и знал ответы. Но у Тедди было жуткое предчувствие, что ей придется разбираться с ними самостоятельно.

После полудня Тедди села на поезд, следующий из Паддингтона в Оксфорд. Проходя по Джордж-стрит, а затем вдоль Брода по направлению к своему старому колледжу, она почувствовала странное умиротворение, словно прошлые семь лет незаметно ускользнули прочь, и она вернулась в счастливое состояние той университетской жизни, когда величайшей проблемой было найти новое оправдание, почему курсовая работа не сделана к назначенному руководителем крайнему сроку. Оксфорд, казалось, никогда не менялся, разве что студенты, по-прежнему ездившие на велосипедах, отдавая дань традиции, выглядели еще моложе, а фасад Блэквелла — еще старше.