В этот момент мы видим, Что к нам по дороге вниз под горку бежит Эвелин со своим боксером. Верена быстро меняет позу и замолкает.

— Что такое, моё золотко?

Боксер лает.

— Ассад, молчать! Мама, извини, что мешаю. Но ты веришь, что дядя Мансфельд нам действительно поможет?

— Если сможет…

— А ты сможешь, дядя Мансфельд?

— Конечно, Эвелин. Наверняка.

— Как здорово! — Она целует мать. — Не сердись, но мне так не терпелось узнать это, что я не выдержала. Теперь я не приду, пока ты меня не позовешь. Пошли, Ас-сад! — И она вновь убегает со своим псом. Мы с Вереной смотрим ей вслед.

— Она — это все, что у меня есть, — говорит Верена.

— Тогда вы просто богачка. Так, что было в тот вечер, когда вы познакомились с мужем?

Верена смеется. Ее смех звучит почти истерически.

— В тот вечер, дорогой господин Мансфельд, у меня оставалось девять марок восемьдесят пфеннигов и тридцать таблеток веронала.

— Где достали лекарство?

— У одного аптекаря. Я спала с ним пару недель, изображая любовь. Ну, понимаете — каждый раз, когда у него было ночное дежурство.

— И воспользовались этим, чтобы украсть таблетки?

— Да. Чтобы покончить с собой.

— А как же Эвелин?

— И с Эвелин тоже. В тот вечер я взяла эти девять восемьдесят, и мы пошли из дома. Это должен был быть наш последний ужин. А после… после я хотела сделать это…

— Но не сделали.

— Нет. По пути домой Эвелин чуть не попала под машину. Он сидел за рулем… Я не хочу обратно в нищету, — кричит она вдруг. — Когда нет денег на хлеб, на свет, на газ! Нет, никогда! Ни за что! У меня еще остались те тридцать таблеток! Если он меня сейчас вышвырнет, то я это сделаю!

Неприятно, но придется, ибо она кричит так громко, что Эвелин уже смотрит в нашу сторону. И если кто-нибудь пройдет мимо, то услышит все до единого слова. Так что… Я дважды бью ее по лицу. Справа. Слева. Она тяжело дышит. Рот ее открыт. Но больше она уже не орет.

Над зеркалом заднего вида у меня есть маленькая лампочка, я зажигаю ее, поворачиваю зеркало в ее сторону и говорю:

— Приведите в порядок ваше лицо. В таком виде вас не должны видеть.

Послушно, как ребенок, она достает из кармана плаща пудреницу, помаду и приводит себя в порядок. Я смотрю, как она это делает, и думаю: девять марок восемьдесят, девять марок восемьдесят, тридцать таблеток веронала. Как она красива, как красива, как красива!

Я говорю:

— Тогда вы были бедны. Но бедны вы были не всегда.

— Откуда вы знаете?

— Я не знаю, я чувствую. Ваша семья, должно быть, когда-то была очень богата. Потому что только тот, кто познал богатство и потом на какое-то время потерял его, так боится снова стать бедным.

Она молчит.

— Вы не хотите рассказать мне о своем происхождении?

— Нет. — Это звучит зло, агрессивно, громко.

— Ну и не надо. Но по крайней мере теперь вы будете благоразумны?

Она кивает. И я верю, что теперь она будет благоразумна. Иначе бы она сейчас не красилась.

— Сейчас я поеду в интернат. Вы идите домой. Профессору Флориану я скажу, что у меня стащили браслет моей матери. Она мне его дала, чтобы я отнес его одному франкфуртскому ювелиру. Девушка — кто бы она ни была — никуда не уйдет с этой вещью. В восемь все воспитанники должны быть у себя дома. Пусть обыщут все комнаты. Я потребую этого. Иначе я обращусь в полицию.

— В полицию? — Она уставилась на меня.

— Это браслет моей матери — не забывайте! У меня есть все основания для этого. Если ваш муж действительно приедет только завтра вечером, то у нас масса времени.

— А если он блефует? Если он приедет раньше?

— Господи, но ведь это, наверное, не единственное ваше украшение или нет?

— Да нет. Он… он мне много чего надарил.

— Значит, вполне возможно, он и не заметит, что на вас нет браслета. А если и заметит, вы скажете, что дали его поносить приятельнице. Да вы и сами сообразите, что еще можно ему наплести. Думаю, учить вас не надо.

— Я вижу, у вас обо мне сложилось то еще мнение.

— Я скажу вам, что я думаю о вас: мы с вами очень схожи — как лицо и маска, как ключ и его замок. И поэтому я о вас хорошего мнения. Поверьте!

Она не отвечает.

— Где находится ваша вилла?

— На горе, над старой башней.

— Меня должны поселить в «Родниках». Знаете, где это?

— Да.

— Из вашего дома видны «Родники»?

— Да, из окна моей спальни.

— Вы спите отдельно?

— Да. Мой муж и я уже давным-давно не…