— Да, мир тесен. Как идут дела со статьей? — поинтересовался он.

Джина постепенно приходила в себя. Время и пространство вновь стали соединяться. Части вновь становились единым целым. «Я — Джина Харт. Мне тридцать девять лет. Это мой дом, и это мой муж. Вокруг наши дети и наши друзья. Это моя жизнь. Я — писатель. Я — личность. Я — привлекательная женщина с кожей оливкового цвета и волнистыми черными волосами».

— Все прекрасно, Френки. Возможно, мне придется еще раз встретиться с вами. А сейчас проходите сюда, пожалуйста. Фритци, Френки, знакомьтесь…

Гарри с Джиной последовали за гостями, не решаясь взглянуть друг другу в глаза.

Обстановку разрядил голос Фритци Олсен:

— Донни Джеймсон! О Господи! Не могу поверить своим глазам!

Она распахнула объятия своих белоснежных рук и направилась к нему. Донни, сидевший между Дженни и беременной амазонкой, вскочил ей навстречу так поспешно, что чуть было не свалил их со стульев. В объятиях Фритци он был похож на сосиску в хот-доге. Это был один из тех моментов, который следовало бы заснять на камеру, но ни у кого, к сожалению, ее не было под рукой.

Словно некий смерч ворвался в дом и засосал всех присутствующих в свой круговорот. Даже Изабель и Ондин, накрывавшие на стол, застыли, словно загипнотизированные. Замерли, раскрыв широко глаза и рты, Джереми, Оуэн и Луи. На нижней губе Дженни зависла незажженная сигарета. Все невольно смолкли при виде такой женщины. Аромат, который она источала, приятно возбуждал их обоняние. Даже Артуро застыл на месте с вывалившимся из пасти языком.

Мэрилин Монро воскресла и вернулась ранним летним вечером в Саг-Харбор.

Пока все находились в безмолвном шоке, Фритци продолжала обнимать долговязую, онемевшую фигуру Донни.

Ничего подобного никогда не было на их вечеринках. Ничто не могло заставить всех одновременно замолчать!

Три часа утра. Спальня Хартов. Супруги лежат рядом, тщетно пытаясь уснуть. На душе у них неспокойно.

— Гарри?

В ответ невнятное мычание.

— Брось мычать! Я знаю, ты не спишь. Мне надо поговорить с тобой.

— Ты уверена, что в этом есть необходимость? Я не хочу говорить о неприятных вещах поздней ночью. Потом я не смогу заснуть.

— Ты бесподобен! Ты не можешь говорить о неприятных вещах после обеда, так как, видите ли, боишься несварения желудка. Ты избегаешь разговоров перед сном, потому что боишься кошмаров. А утро, конечно, ты не хочешь начинать с неприятностей. Но мне необходимо поговорить. И именно сейчас!

Чтобы подтвердить свою решимость, Джина зажгла антикварный ночник, висящий над головой.

— Хорошо, хорошо! Только выключи, пожалуйста, этот чертов ночник.

— Нет. Я хочу видеть твое лицо. Иначе я не смогу тебе поверить. — Неожиданно для себя Джина заплакала.

— Боже мой! Что ты хочешь от меня? Всего лишь один ленч — шесть месяцев назад. Я давно оставил эту женщину. Я убежал от нее. Я выбрал тебя, а не ее. Я никогда не женюсь на ней вторично. И не женился бы, если бы не ее беременность. Это очень, очень старая история.

Джина всхлипнула.

— Старая история. Все мужчины просто утонули в этом желе. Даже Луи! Луи и тот не смог устоять. Она как белый шоколад. И он с удовольствием откусил бы кусочек. В следующем месяце мне исполняется сорок. Мне больно от этой мысли. Я не хочу ревновать тебя к ней, но ничего не могу с собой поделать. Ты занимался с ней любовью! Она была твоей первой любовницей, и она… она великолепна!

— Бога ради, Джина! Она старше тебя!

Вероятно, это подействовало. Джина проглотила слезы.

— Благодарю тебя, Гарри. Я очень нуждаюсь в твоей поддержке. Но хоть она и старше меня, однако выглядит на десять лет моложе. Франко думал, что ей тридцать. Тридцать! Боже, это так унижает! Как ты мог не предвидеть последствий, Гарри?

Слезы Джины всегда очень огорчали Гарри. Сейчас он сам чуть не расплакался. Его глаза наполнились слезами.

— Джин, милая, ради Бога, прости меня. Я так расстроен и подавлен. Ты гораздо лучше меня, собраннее. Я думал, ты воспримешь ее как карикатуру. Ты ведь всегда потешалась над подобными женщинами. Помнишь шоу с Донни Андерсон? Ты так смеялась… Ты моя жена, и я люблю тебя. Она — в прошлом.

— Да, ты прав, Гарри. Хоть ты и порядочный негодяй. Ты бы занял второе место на всемирном конкурсе негодяев.

— Почему второе?

— Потому что ты не совсем пропащий негодяй.

Они оба рассмеялись. Это была их любимая шутка. Гарри нежно обнял Джину и стал гладить ее горячие бедра.

— А не перейти ли нам с этой досадной темы на более приятную — сексуальную? Разве ревность не возбуждает тебя?

— Нет. — Джина попыталась оттолкнуть его. Но Гарри хорошо ее знал. Он скользнул рукой под майку и коснулся ее груди.