– Паша, я думаю, что когда они стрелялись, её уже здесь не было. Кляксочка, видимо, внезапно исчезла вместе с «Марин Голд». Она и это, наверно, умеет делать. Жаль ей было отдавать подобное сокровище этим сомнительным личностям. Она же не дура, и поняла, кто они такие, и зачем им надо золото. А наши горе-золотоискатели заподозрили друг-друга в воровстве и начали сводить счёты. Давай спросим об этом нашего Ефимку. Видишь, он зашевелился там, в углу, приходит уже в себя.

Паша поднял с пола подсевший фонарь невезучих золотоискателей, выключил его и передал Марине.

– Поберечь надо. Пока факелами обойдёмся.

Затем подошёл к сидевшему в тёмном углу Ефимке, тупо смотревшему на угловатую стену и осторожно ощупывающему здоровенную шишку на ушибленном темени:

– Ну что, Аника-воин, получил золота в полной мере? Будешь знать, как с ним связываться. Куда оно подевалось, не видел? Где золотая статуя? – прокричал он ему на ухо, руками пытаясь изобразить её формы.

От неожиданности Ефимка дёрнул головой, но при этом печально покачал ею, давая понять, что ничего не помнит и не знает. Но внезапно он встрепенулся, словно вспомнил что-то, резко огляделся вокруг, вскочил на ноги и забегал по пещере, осматриваясь, словно ища чего-то. Он подскочил к куче разваленных камней, пробежал по всем тёмным углам, затем подскочил к Ахмеду и стал его трясти, плача и лопоча что-то непонятное. Голова Ахмеда безжизненно моталась из стороны в сторону, а в открытых мёртвых глазах его тускло метались блики догорающих факелов.

Марина не могла спокойно смотреть на эту истеричную сцену. Она поморщилась, подошла к рыдающему Ефимке и положила руку ему на плечо:

– Ефимка, не надо так расстраиваться. Зачем тебе столько золота? Ты же его всё равно не увезёшь к себе в Суздаль. Да не убивайся так, мы что-нибудь придумаем для тебя. Радуйся, что ты свободен, жив и здоров, а твоя Настенька тебе и без золота рада будет. Тебе надобно ещё добраться до дома, а это, считай, через всю матушку-Расею пройти необходимо.

Ефимка поднял на неё всхлипывающее заплаканное лицо, благодарно покивал головой и жалко улыбнулся. Лисий заношенный треух слетел с его головы, и ребята увидели, что он ведь совсем ещё молод, чуть постарше их самих, да только заросший длинными волосами и очень грязный.

– Э, Ефимка, да ты же совсем салажонок ещё. Сколько тебе годков-то нынче, жених? – спросила его, смеясь, Марина.

– Дак это скоро осьмнадцать будет, – серьёзно ответил юный толмач. – Меня батяня в пять годков обручил с Настенькой, как только она родилась у нашего воеводы Афанасия. Мы росли вместе, яблоки сообща воровали с поповского сада опосля яблочного Спаса. Господь простит тогда, а до Спаса никак не можно. А третьим у нас татарчонок был приблудный. Он меня по-ихнему и научил толмачить. А когда князь Ярополк с посольством отправился в татары, меня прихватил на случай чего. Да вот хан Багир наше посольство набегом погубил, князя Ярополка муками извёл, а меня толмачить оставил. Затем с сыном своим Тугуем в поход отправил.

– Ефимка, а чего ты грязный-то такой? Будто все годы немытым толмачишь.

– А то как же. Они же, разбойники, сами не мылись никогда, и мне запрещали. Я тайком на речку бегал, вроде бы рыбу ловить, а заодно и отмокал вдоволь. Вот к батяне вернусь, баню истопим, и отпарюсь за все годы в бусурманстве.

Паша сочувственно поглядел на сверстника.

– Ефимка, а ты как домой будешь добираться. Ты хоть понимаешь, где находишься сейчас. Ведь до твоего Суздаля полсвета прошагать надо. Весь Китай пройти, арабские племена, затем племена южных татар, которые тебя опять в плен возьмут и Тугую вернут. А тот припомнит тебе твоё бегство к нам. Может, с нами останешься? Мы тебя грамоте обучим, специальности выучим и в нынешний Суздаль самолётом отправим. По небу хочешь полетать?

Ефимка испуганно замахал руками, истово перекрестился:

– Свят-свят. Да разве я ведьмак какой, что б по небу-то летать. А грамоте меня дьяк наш Суздальский Еремей малость научил. Молитвы читать могу, но не складно. А домой чтобы попасть, я знаю, надо на закат солнышка всё время итить. Как до тёплого Понтийского моря дойдешь, так сразу на солнце к холоду путь повернуть, опосля так на русичей и выйдешь. А там они дальше подскажут дорогу в родной Суздаль. Сейчас там яблоки соком наливаются. Однако Спас скоро, мальчишки опять в сады полезут, – мечтательно улыбнулся он чумазым лицом.

– Да ты не так и прост, Ефимка, – заметила Марина. – И грамоте разумеешь, и дорогу домой отыщешь, надо полагать. Вот только учти, чтобы по небу летать, не надо быть ведьмаком. Я вот не ведьма, а на самолёте и в Москву, и в Токио летала. Да где тебе их знать. При тебе на Руси ещё, поди, и Москвы-то не было. В наше время все самолётами летают, если захотят.

– И если деньги на билет найдут, – вскользь заметил Паша.

Марина хотела что-то добавить, как вдруг осеклась. В пещере стало внезапно светлее. Ребята оглянулись. Вокруг них опять стояли ряды воинов с факелами в руках. Но в их глазах не было злобы и ненависти, а в руках не было настороженных копий и нацеленных стрел. На левой стороне куртки каждого воина был пришит кусочек белого пушистого меха.

На скамейках перед институтом сидели двое местных хлопцев и о чём-то оживлённо беседовали. Матвеич вышел на двор покурить, и заодно турнуть со двора посторонних, но, услышав, о чём они беседуют, остановился и прислушался.

Говорил один из мальчишек, студент ПТУ Костик. Другой, долговязый паренёк, тоже из местных, удивлённо слушал:

– Ну вот он и спрашивает меня, а не видел ли я здесь ранее кого-либо из взрослых, которые что-то делали бы в подвалах этого дома, когда он только строился. А я ему говорю, нет, а что? А он отвечает, ничего просто так, и просит, чтобы я никому об этом разговоре не рассказывал, угощает меня сигаретой «Парламент», а потом пачку такую целую мне подарил. За молчание, значит. Сам мужик крутой, конкретно. Его около ГАИ «Лендик» ждал беленький, водитель с чёрной бородой, глаза злые, как у голодного наркомана. Так вот я этому крутому почему-то не рассказал, что как раз здесь возился несколько лет назад в правом крыле в подвале один азербайджанец чернобородый. С каким-то помощником он что-то там то ли копал, то ли бетонировал, железки таскал всякие. Но нас и близко не подпускал посмотреть на свою работу.