Сейчас зал был пуст, как разорённая пирамида Тутанхамона. Унушу с ребятами расположился в центре зала, у большого кострища, дым от которого уходил куда-то вверх и пропадал в трещинах свода и карстовых полостях. Вокруг них, несколько поодаль, расположились воины Унушу.

Унушу постелил на пол пещеры чистые циновки, на которые его помощники выложили провиантские запасы. Многое уже было знакомо ребятам по угощениям Марины в их прошлое посещение пещеры. Это копчёное мясо молодых поросят в аппетитных тонких полосках, это куски отварной ароматной изюбрятины, рябчики, жаренные в кабаньем сале, рыба вяленая и копчёная, и немало ещё всяких корешков на десерт. Но украшением стола стали лепёшки из кедровой и жёлудевой муки, которые их научила готовить Марина в первом посещении. Они немного горчили на вкус, но были очень сочными и вкусными.

А ребята, со своей стороны, тоже выложили свои запасы. Кружочек копчёной колбасы, булку серого, но ещё свежего хлеба, и кулёчек с карамельками, которые всегда брала с собой Марина на всякий случай.

Для приготовления крепкого чая ребята подвесили над огнём свой закопчённый котелок, а бойцы Унушу приспособили рядом с костром большой кувшин, в который они стали бросать раскалённые в костре камни, а потом в бурлящий кипяток бросили нарезанную лиану лимонника.

Пир удался на славу. Ребята от души наелись таёжных деликатесов двенадцатого века, и запили отваром лимонника, а Унушу и его воины полакомились деликатесами двадцать первого века. Очень им понравились Пашины карамельки. Чжурчжени, вместо сахара использующие различные лесные ягоды, с детским восторгом сосали леденцы, смотря благодарными глазами на ребят. А на десерт Марина угостила их остатками «Кока-колы», отыскавшимися в глубинах её рюкзачка. Странно было смотреть на средневековых воинов в боевой раскраске, из своих походных деревянных пиал пьющих шипучую американскую газировку. Их глаза при этом сияли удивлением и восторгом.

После ужина ребят потянуло на сон. Унушу объявил привал, и всё войско стало готовиться ко сну. Ребята расстелили свои лёгкие туристские спальные мешки в тихом углу и быстро заснули, не обращая внимания на суету вокруг них. Они провели почти сутки на ногах, пережили столько опасных мгновений, и сейчас, очутившись в окружении друзей, уснули почти мгновенно, глубоко и спокойно, без сновидений. Рядом с ними расположился на походной циновке успокоившийся Ефимка, всё ещё хранивший на лице размазанные следы горьких слёз по утраченной «золотой богине». Не дремал лишь боевой ночной дозор, расположившийся в каждом из проходов и чутко слушающий пещерную тишину.

Очутившись в темноте, Матвеич не испугался её, а только несколько насторожился. Он с детства прочно усвоил, что надо бояться не темноты, а того, кто в ней прячется. А в этой бетонной коробке никто не мог спрятаться. Тем более, у него был с собой свой надёжный друг-фонарь, который он сам сегодня с утра успел подзарядить под самую, как говорится, «завязку».

Он включил фонарь, неторопливо поднялся по лесенке и попытался открыть дверь рукой. Она не поддалась, словно он толкнул стенку. Он упёрся в дверь плечом, эффект тот же. Тогда он ухитрился упереться ногами в стенки и толкнул дверь изо всех сил. Но и это оказалось бесполезно.

Матвеич неторопливо приступил к осмотру двери, пытаясь отыскать на ней потайную защёлку. Но дверь равнодушно отсвечивала ему ровным и гладким металлическим блеском. На ней не было видно ни одного выступа или секретного углубления. На ней не было даже намёка на ручку.

– Видимо, её открывают не силой, а ключём, – решил Матвеич. Однако подходящего ключа у него не было. Он руками ещё раз ощупал всю дверь, дверной косяк, наконец, всю стенку этой странной потайной комнаты-сейфа, но ничего не обнаружил, и понял, что попал всерьёз. Видимо, эта дверь была так задумана, как коварная западня для нежеланных посетителей. Очень жаль, что он не сказал напарнику, куда он пошёл. А тот наверняка подумает, что он ушёл на обычный наружный обход территории, и его будут искать во дворе Института, в корпусе, да где угодно. Но никому и в голову не придёт, что он находится в секретной комнате в подвале Института, о которой никто и не догадывается.

Матвеич присел на ступеньку, выключил фонарь.

– Экономить надо, однако, – решил он. – Кто знает, сколько мне в этом железобетонном сундуке ещё торчать придётся.

Что-то надо делать, но что, он не мог сообразить. Можно подавать сигналы стуком, как на подводной лодке, но ведь стучать нечем и не по чему. Если стучать фонарём, то останешься вовсе без света, а это ещё хуже. В комнате не было ничего, кроме сейфа, героина в пакетиках и чего-то ещё в мешочке на верхней полочке в сейфе.

Пора было прояснить и этот вопрос. Матвеич включил фонарь, подошёл к сейфу, приоткрыл дверцу пошире и взял мешочек в руки. Он оказался совсем лёгоньким, и был наполнен до половины чем-то рыхлым, сыпучим. Матвеич запустил туда свою ладонь, вынул и открыл рот от удивления.

– Вот это да! – только и вымолвил он.

На его ладони в ярком свете фонаря горело лучистое разноцветное пламя – сотни разноцветных кристаллов-самоцветов играли тысячами своих отполированных природой граней, дразня зрение и смущая сознание своей красотой и ценностью. Матвеич прежде был простым сварщиком, и в камнях совсем не разбирался, но он сразу понял, какое огромное богатство лежит у него на ладони. Что оно не потеряно кем-то. Оно очень хорошо и умело спрятано. И ещё он знал наверняка, что за этим лучистым сокровищем рано или поздно придут. Тогда ему лично не поздоровится. Не зря влиятельный незнакомец уже в который раз тайно проникает в подвал, пытаясь найти именно этот тайник. В этом Матвеич теперь уже не сомневался. Поэтому надо приложить все силы, чтобы выбраться отсюда поскорее, в любом случае до прихода грозного хозяина этих сокровищ. Но как это сделать, Матвеич не знал.

Хотелось курить, но курить было нельзя, потому что слишком мал был объём этой комнаты. Матвеич понимал, что если здесь нет скрытой вентиляции, то у него могут возникнуть даже проблемы с воздухом для дыхания. И уж совсем тогда не стоит тратить драгоценный кислород на табачный дым. Он опять выключил фонарь, посидел в темноте, попробовал крикнуть, но сам же и отказался, понимая, что его сиплый глуховатый голос не услышат даже сонные крысы в подвале.

Была глухая августовская ночь, ему захотелось спать. И поскольку делать было нечего, он решил подремать на полу комнатёнки, покрытом каким-то импортным пластиком. Он прилёг, свернулся калачиком, пытаясь согреться от подвальной сырости, и вдруг почувствовал, что ему в щеку ударила тонкая струйка холодного свежего воздуха. Забыв про сон, Матвеич вскочил, поднял с пола пластик и с ликованием увидел в полу маленькую железную дверцу, а в ней колечко, за которое он сразу и потянул. Дверь неожиданно легко поднялась, открыв под собой грубые железные, ржавые ступени, ведущие вниз.