Я все еще твой друг, и знаю, что ты тоже остался моим другом. Я отправляю эти строки с сердцем, полным проникновенной, нежной любви и огромного уважения. Ты знаешь, что именно так я относилась к тебе. Но в моем сердце поселилась глубокая печаль, поскольку возможность, такая многообещающая, такая необъективная и прекрасная, должна уйти неосуществленной.

Я стоял, глядя сквозь окно в никуда. В голове гудело.

Она заблуждается. Конечно же, она заблуждается, эта женщина не понимает, кто я такой и как смотрю на вещи.

Слишком плохо, – отметил я про себя.

Затем смял ее письмо и выбросил прочь.

Прошел час, за окном ничего не изменилось.

Зачем я пытаюсь себя обмануть? – подумал я. – Ведь она права, и я знаю, что она права, даже если я никогда этого не признаю, даже если никогда о ней больше не вспомню.

Ее рассказ о симфонии и шахматах: почему я этого не увидел? Я всегда был так чертовски умен, кроме разве что истории с налогами, всегда был проницательнее кого бы то ни было; как же ей удается видеть то, что не вижу я? Или я не такой совершенный, как она? Ну, хорошо, если она такая умная, где же ее система, ее защита, спасающая от боли?

Я ищу свою Соверш:

К ЧЕРТУ твою Совершенную Женщину! Она – выдуманная тобой, утыканная поддельными перьями всевозможных цветов курица весом с полтонны, которой никогда не взлететь! Все, что она может, – это бегать туда-сюда, хлопать крыльями и пронзительно кудахтать, но никогда, никогда она не сможет оторваться от земли, никогда не сможет запеть. Ты, которого бросает в ужас при одной мысли о свадьбе, знаешь ли ты, что женат на этом чучеле?

Передо мной предстала картина: маленький я рядом с курицей на свадебной фотографии. Так оно и есть! Я обвенчался с идеей, которая оказалась неверной.

Но ограничение моей свободы! Если я останусь с Лесли, меня одолеет скука!

С этого момента я разделился пополам: на того меня, который был до сих пор, и другого, нового, который пришел его уничтожить.

– Меньше всего тебе стоит беспокоиться по поводу скуки, ты, сукин сын, – сказал вновь пришедший. – Ты что, не видишь, что она умнее тебя? Ей ведомы миры, которых ты даже коснуться боишься. Давай, заткни мой рот кляпом и отгородись от меня стеной, ты же всегда так поступаешь с любой частью себя, которая осмеливается сказать, что твои всемогущие теории неверны! Ты свободен это сделать, Ричард. И ты свободен провести остаток своей жизни в поверхностных привет-как-дела? с женщинами, которые так же боятся близости, как и ты. Подобное притягивает подобное, приятель. Если у тебя не найдется крупинки здравого смысла, чтобы вознести молитву за то, что тебе досталась эта жизнь, ты будешь таскаться со своей вымышленной близкой и перепуганной Совершенной Женщиной, пока не умрешь от одиночества.

Ты жесток и холоден как лед. Ты носишься со своей дурацкой шахматной доской и своим дурацким небом; ты загубил великолепную возможность, выстроив эту свою идиотскую империю; и теперь от нее осталась лишь куча осколков, на которые государство – на все это государство наложило свою лапу!

Лесли Парриш была возможностью в тысячу раз более чудесной, чем любая империя, но ты до смерти испугался ее потому, что она умнее, чем ты когдалибо был или будешь; и теперь ты намерен вышвырнуть из своей жизни и ее.

Или это она вышвыривает из своей жизни тебя? Она не пострадает от этого, приятель, потому что она не проиграла. Ей будет грустно, она немного поплачет, потому что она не боится плакать, когда умирает что-то, gb. могло бы стать прекрасным, но она все это переживет и станет выше всего этого.

Ты тоже все это переживешь, не пройдет и полутора минут. Лишь захлопни поплотнее свои чертовы стальные двери и никогда больше о ней не вспоминай. Вместо того, чтобы стать выше, ты покатишься вниз, и очень скоро твои подсознательные попытки совершить самоубийство увенчаются блестящим успехом. Тогда насупит жалкое пробуждение, и ты поймешь, что в твоих руках была жизнь из огня и серебра, искрящаяся сиянием бриллиантов, а ты взял грязную кувалду и разнес ее вдребезги. Перед тобой самый важный в твоей жизни выбор, и ты это знаешь. Она решила, что не будут мириться с твоим глупым первобытным страхом, и в это мгновение она счастлива, что освободилась от тебя, повисшего было на ней мертвым грузом.

Ну, вперед, поступай, как ты всегда поступаешь: беги прочь. Беги в аэропорт, запускай двигатель самолета и взлетай, лети в ночь. Лети, лети! Давай, найди себе хорошенькую девочку с сигаретой в одной руке и стаканом рома в другой и посмотри, как она вытрет о тебя ноги по дороге в лучший мир, чем тот, от которого ты пытаешься убежать. Беги, глупый трус. Беги, чтобы я замолчал. В следующий раз ты увидишь меня в день своей смерти, и тогда расскажешь, каково ощущение, когда тобой сожжен единственный мост:

Я захлопнул дверь перед самым его носом, и в комнате воцарилось спокойствие, как на море в штиль.

– Ну и ну, – сказал я громко, – не слишком ли мы эмоциональны?!

Я достал письмо, стал снова его читать, выпустил его из рук, и оно скользнуло в мусорную корзину.

Если я не нравлюсь ей таким, как я есть, – тем лучше, что она это сказала. Очень жаль: если бы только она была другой, мы могли бы быть друзьями. Но я терпеть не могу ревности! Она что, думает, что я – ее собственность; она будет решать когда и с кем мне проводить свое время? Я ей ясно сказал, кто я, что я думаю и в чем она может мне доверять, даже если сюда и не входит полное притворства «я тебя люблю», которое ей от меня надо. Никаких «я тебя люблю» от меня, мисс Парриш. Я останусь верен себе, даже если это будет стоить мне всех тех брызжущих радостью и счастьем моментов, которые были у нас с Вами.