Джек нахмурился.

— Я не сомневаюсь, что ты расстроена и зла.

— И испугана. — Она сжала руки, пытаясь говорить как можно тише, чтобы Ребекка ее не услышала. — Сегодня ты рискнул моими шансами получить над Ребеккой опеку. Я просила тебя не показываться, пока Питер будет здесь, — и вместо этого ты стал размахивать кулаками, словно герой дешевого боевика!

У него от ярости потемнели глаза.

— Перестань, Джилл. Ты же не думала, что я буду стоять и смотреть, как этот паскудник тебе угрожает и причиняет боль?

— Он не причинял мне…

— Правда? Тогда что вот это? — Джек поймал ее за руку, и Джилл поморщилась. Там уже начали появляться синяки. — Может быть, нам следовало бы сфотографировать вот это и показать судье.

Джилл опустилась на диван.

— Он никогда так себя не вел. Он всегда был добрым, мягким человеком. Пока мы были женаты, он никогда не обижал меня. — Она на секунду закрыла лицо ладонями, но быстро опустила руки. — Но когда речь заходит о тебе, Питер начинает страшно ревновать и теряет контроль над собой.

— Это ненормально. Ему следовало бы обратиться к психотерапевту.

Джилл нехотя согласилась:

— Это… не совсем нормально.

Джек перестал расхаживать по комнате и посмотрел на нее.

— Что ты хочешь этим сказать?

Она глубоко вздохнула, ощущая, как у нее в душе встает ком стыда и сожаления. Глядя на сжатые на коленях руки, Джилл объяснила:

— Когда мы были женаты, Питер обвинял меня в том, что я не люблю его так сильно, как любила тебя. Он обвинял меня в том, что я… так тебя и не разлюбила. Что я вышла за него просто от отчаяния. — Тут она посмотрела на Джека. — И он был прав.

Джек не мог сдержать восклицания, но выражал ли он недоверие, изумление или боль, Джилл сказать не могла. Она отвела глаза.

— Я выходила замуж, не сознавая этого. Я поняла это только потом. Я никогда его не любила так, как должна жена любить своего мужа.

Она подняла голову, изображая равнодушие.

— Так что, как видишь, он имел право негодовать. Это он потребовал развода — но у него была уважительная причина. И теперь я страшно боюсь, как бы он не воспользовался этим. Я боюсь, что он найдет способ отнять у меня Ребекку. И в душе, пусть это и глупо, я чувствую, будто сама навлекла все эти неприятности на нас с Ребеккой.

Джек ничего не сказал. Он не мог сейчас разобраться в своих чувствах, не знал, что можно ей ответить. Джилл продолжала его любить, выходя замуж за Питера? Это не укладывалось у него в голове. Теперь ему стали понятнее ее страхи, ее странное отношение к бывшему мужу и разводу. Он хотел бы этого не понимать — тогда ему не было бы за нее больно. И он не считал бы себя ответственным за все, что с ней произошло.

— Ох, Джилли… — Джек опустился рядом с ней на корточки и взял ее руки в свои. — Ты выходила замуж с добрыми намерениями, ты старалась сохранить свою семью. Ты не должна чувствовать себя виноватой в чем-то и корить себя за то, что от тебя не зависело.

Он поднес ее руки к губам.

— И ты не должна ожидать наказания за грех, которого даже не совершала. Ты — прекрасная мать. Ты старалась быть хорошей женой. Только это судья и увидит.

В ее глазах отражалась раздирающая его душу неуверенность. В этот момент Джеку хотелось обнимать ее, защитить от всех невзгод, всю свою оставшуюся жизнь убеждать ее в том, что все будет хорошо.

— Джилли… — Он прикоснулся к ее лицу, нежно проведя пальцами по ее щеке. — Если ты продолжала меня любить, то почему ты тогда ушла?

— Потому что ты меня не любил, — прошептала она. — Потому что ты не мог дать мне того, что мне было так необходимо. Потому что я не верила, что у нас есть будущее…

В эту секунду, пока он искал ответ, в комнату снова влетела Ребекка, и мгновение для откровенности миновало. Джек решил не мешать общению матери с дочерью и поспешил домой, но ему долго не удавалось забыть то, как Джилл на него смотрела, — и какие чувства он при этом испытывал.

Джек остановил машину у своего дома и выключил двигатель. Он зашел слишком далеко, влип слишком сильно. Стоит ему взглянуть на Джилл, и у него сердце готово вырваться из груди. И, глядя на Ребекку, он испытывает нежность — совершенно неуместное чувство. Он Ребекке не отец, не брат, не дядя… Тогда почему же ему так важно будущее этой девочки?

Выйдя из машины, Джек прошел в дом. На кухне он вытащил из холодильника банку пива, открыл ее и стал смотреть в окно над мойкой. Вскоре он отставил банку, так ее и не пригубив: его мысли были полны воспоминаниями об отце, перед глазами вставали картины из прошлого, настолько яркие и четкие, словно он видел их только накануне, а не много лет тому назад.

Он вспоминал, как отец каждый день приходил домой с фабрики в четверть шестого. Он входил в дом, молчаливый и угрюмый, мрачно сжав губы. Руки у него были в мозолях и ссадинах после многочасовой работы со станками. Действовал он всегда одинаково. Ни с кем из них не поздоровавшись, он входил в дом и садился в гостиной, где в углу был выставлен его саксофон — некое подобие храма неосуществленных надежд. Иногда он сидел и смотрел на инструмент, пока в комнате не становилось совершенно темно. Джек так остро ощущал неудовлетворенность и горькие сожаления отца, что у него все валилось из рук и он не мог ничем заниматься.