Я печально покачал головой:

— Я не… не знаю.

С секунду женщина молча изучала меня, засунув руки в карманы белого фартука с горчично-желтыми полосками.

— Что-то ищете? Подсказать?

Я, не отвечая, подтолкнул тележку к кассе и стал смотреть, как женщина одно за другим сканирует мои безумные приобретения. Наверное, эта моя идея — самая дурацкая из всех идей, когда-либо посещавших человеческую голову. Единственная в мире женщина, к которой я серьезно отношусь, будет смеяться надо мной, собирая чемоданы.

— С вас восемьдесят четыре доллара семьдесят семь центов.

Моя карта быстро чиркнула по щели считывателя, и вот я уже бегу на стоянку с мешками в руках. Еще секунда, и «чарджер» на всех парах несется к дому.

Проскакав по лестнице через несколько ступенек, я влетел в квартиру и с порога увидел головы Шепли с Америкой, сидящих на диване. Телевизор был включен, но работал почти без звука. Слава богу, Эбби не проснулась. Я плюхнул свои мешки на столешницу и принялся раскладывать покупки, стараясь не слишком громко хлопать дверцами шкафов.

— Дай знать, когда Голубка проснется, ладно? — мягко попросил я, поворачиваясь к Америке. — У меня тут спагетти, блинчики, клубника, овсянка с шоколадом, и, кажется, она любит вот эти смешные разноцветные хлопья, да, Мерик?

Эбби открыла глаза и смотрела на меня со своего кресла. Нижние веки у нее были серые от растекшейся туши. И вообще ее внешний вид приблизительно соответствовал моему самочувствию.

— Привет, Голубка.

Несколько секунд она глядела на меня, как будто не понимая, где находится и как здесь очутилась. Я подошел к ней поближе. Перед своим первым боем я и вполовину так не нервничал.

— Проголодалась? Я поджарю тебе блинчики… или… Э-э-э… Есть овсянка. Еще я купил розовую фигню, которой вы, девчонки, бреетесь, и фен, и… Сейчас-сейчас… Вот оно…

Я схватил один из мешков, отволок его в спальню и высыпал содержимое на кровать. Пока я искал губку для удаления волос, мой взгляд случайно упал на собранную и застегнутую сумку. У меня подвело живот, во рту снова пересохло. Кое-как собравшись с силами, я вернулся в гостиную:

— Там твои вещи…

— Знаю, — сказала она.

Я поморщился от острой физической боли:

— Уезжаешь…

Эбби взглянула на подругу, которая смотрела на меня так, будто жаждала моей крови.

— А ты серьезно думал, что она останется?

— Детка… — прошептал Шепли.

— Вот только не надо, Шеп! Даже не вздумай его защищать! — кипятилась Америка.

Я с трудом сглотнул:

— Голубка, мне так жаль! Даже не знаю, что и сказать…

— Чего ждешь? Пойдем! — сказала Мерик, потянув Эбби за руку, но та продолжала сидеть. Когда я сделал шаг вперед, Америка ткнула пальцем в мою сторону. — Клянусь, Трэв! Если попытаешься ее остановить, я оболью тебя спящего бензином и подожгу!

— Мерик! — умоляюще простонал Шепли.

Обстановка накалялась.

— Все в порядке, — наконец-то сказала Голубка.

— То есть как в порядке? — спросил Шеп.

Эбби закатила глаза, указав на меня:

— Трэвис привел домой женщин из бара, ну и что?

Я опустил веки, пытаясь утихомирить боль. Я так боялся, что Голубка уедет, а ей, оказывается, на все было наплевать!

— Ха-ха! — не унималась Америка. — Уж не хочешь ли ты сказать, что тебе это понравилось?

Эбби оглядела комнату:

— Трэвис может приводить сюда кого пожелает. Он здесь хозяин.

Я проглотил ком, стоявший в горле:

— Так ты не собирала вещи?

Голубка покачала головой и взглянула на часы.

— Нет, наоборот, пойду распакую. А еще я бы хотела поесть, принять душ и переодеться, — сказала она, направляясь в ванную.

Америка метнула на меня смертоносный взгляд, но я, не обращая на нее внимания, пошел следом за Эбби и, остановившись перед дверью, тихонько постучал:

— Голубка?

Она вяло откликнулась:

— Да?

— Ты остаешься?

Я прикрыл глаза, как будто ожидая удара.

— Могу уехать, если хочешь. Но, вообще-то, спор есть спор.

Я прислонился головой к двери:

— Я не хочу, чтобы ты уезжала. Но если уедешь, буду не в претензии.

— То есть ты освобождаешь меня от условий нашего пари?

Ответ напрашивался сам собой, и все-таки я не должен был удерживать Эбби против ее воли. В то же время я ужасно боялся, что она уедет.

— Если скажу «да», ты вернешься в общагу?